Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова

Джон сознавал: что бы с ним ни случилось, куда бы он ни попал, где бы он ни находился, — ничего хорошего судьба ему не готовит. Предполагаемый дружок уже висит на синем дереве, а синих деревьев здесь много. В какое бы время или пространство он ни угодил через этот проклятый колодец, в конечном счете его ждет та же участь. И никому ты ничего не докажешь. Все объяснения, весь этот жалкий лепет вызовут лишь издевательский смех вояк над дезертиром, якобы симулирующим помешательство.

Он с трудом сел, прислонясь связанными руками к стене, и вздрогнул. Пальцы уколол гвоздь!

Большой толстый гвоздь торчал острием из доски. Вероятно, когда прибивали снаружи, забыли загнуть изнутри, потому что концы других гвоздей были плашмя вдавлены в дерево.

Джон, не сводя глаз с часового, начал осторожно скрести веревку…

Она то и дело соскакивала с острия, и он раздирал кожу. Но принимался тереть вновь и вновь. Упорно, как муравей.

Иногда везло, и разрывалась целая плетеная косичка с таким, чудилось, треском, что он замирал, сдувая с губ катившийся пот. И еще он мучительно чувствовал, как одновременно с нитками лопаются и кровоточат подсыхающие ссадины на спине.

Сколько прошло времени, пока освободились руки, он не знает. Помнит, что стало смеркаться…

Уже давно баритона сменил на посту бас; за дверью угадывалась его обмякшая фигура, он спал, уронив голову на грудь и похрюкивая носом.

Несколько минут Джон массировал кисти рук, сначала тер ими, точно деревяшками, по бокам, затем стал шевелить пальцами, потом круговыми движениями — растирать запястья. Наконец руки вновь ожили.

Джон бесшумно подполз к двери. Она закрывалась на деревянный колышек с той стороны. Чем сдвинуть? Пальцы никак не пролезали в щель. Тогда его озарило, он вытянул брючный ремень — пряжка пролезла. Миллиметр за миллиметром, не дыша и прислушиваясь к дыханию спящего баса, он выдвигал колышек из железных скоб.

Свершилось! А он уж хотел с размаху высадить дверь и, пока спохватился б охранник, кинуться в реку. Да только вряд ли бы вышло что-нибудь путное, даже в сумерках было видно, как бороздят воду уродливые носы серых крокодилов. То ли он их раньше не замечал, то ли сейчас попали в такое зубастое место.

Необходимо завладеть яликом. Единственная преграда — часовой. Нет, не единственная, Джон тронул дверь, петли скрипнули. Терпение… Не было даже слюны, чтоб их хоть как-то смочить. Он смазал петли собственной кровью, разбередив ссадину на плече.

Дверь отворилась почти бесшумно. Обмякший бас по-прежнему сидел у стены будки, выводя носом вкрадчивые рулады. Винтовка свободно лежала на вытянутых ногах.

Действовать хладнокровно, как на учении морских пехотинцев: раз, два, три, четыре, пять, шесть. Раз — схватил винтовку.

Два — ударил часового по голове.

Три — выдернул у него кинжал из ножен.

Четыре, пять — подтянул, спрыгнул в ялик.

Шесть — отсек канат.

Баржа скрылась за поворотом реки…

Весел в лодке нет, лихорадочно догреб руками до берега. Еле сдержался, чтоб не дунуть в джунгли, а ялик для отвода глаз пихнуть на течение. Нет, далеко не уйдешь. В джунглях одна дорога — по воде.

Срубил кинжалом длинный шест. Снова в ялик. Напился из реки — черт с ними, с амебами. Скорей, скорей, скорей! Опустить шест, воткнуть, оттолкнуться — опустить, воткнуть, оттолкнуться — опустить, воткнуть… Черные тени от зарослей протянулись до середины реки. Оттолкнуться, вновь опустить… Попал на быстрину, подхватило, уже только правил шестом, чтоб не кружиться. Минут через десять далеко позади прозвучал гудок.

— Эка, хватились! Ищи мустанга в прериях, — усмехнулся Джон. — А у вас как говорят?

— Ветра в поле, — сказал я. — Ну, давай, давай дальше!

А дальше — всю ночь несла ялик река. Много времени Джон терял, когда в темноте натыкался на отмели или на кроны затопленных деревьев. Ему непременно надо было держаться быстрины: и для скорости, и, главное, чтоб не завело куда-нибудь в боковые потоки. Тогда прости-прощай тот глинистый откос с заветной пещерой.

Он, конечно, боялся, а вдруг его незаметно пронесет мимо нужного места, но все же надеялся — не проскочит. Соизмеряя по удаляющимся от лодки верхушкам деревьев на лунном небе скорость ялика со скоростью баржи, он решил, что она у них почти одинакова. Баржа плыла вверх по реке, судя по солнцу, с десяти утра примерно до шести вечера, пока он с нее не удрал, — в тропиках темнеет быстро. Ну, пусть двигались часов восемь. Выходит, и ему, чтоб добраться до места, необходимо столько же. Это если идти по середине реки. Но ведь сносит и приходится выгребать на фарватер. Значит, набавь еще часа три-четыре. Следовательно, он окажется напротив пещеры никак не раньше пяти утра.

Светать стало рано… Оглянувшись на повороте, он внезапно увидел над дальними деревьями черный дым. Не успеть!

Даже если б и мог помогать лодке — а на середине шест не доставал до дна, — все равно бы вскоре его непременно настигли. Вниз по течению баржа шла особенно ходко, дым неотвратимо приближался…