Летучий голландец, или Причуды водолаза Ураганова

Одного из котов, большого, дымчато-серого, с прищуренными умными глазами, моя жена Ира прозвала Тимофеем. Чуть что, идем из магазина: «Тимка! Тимка!»— он сразу к нам прыжком с кузова, а она его за ухом чешет. Но я-то человек бывалый, сразу ему что-нибудь посущественнее — прямо в пасть вкусненький кусочек. На лету ловил, как собака. Облизнется и обратно на машинный капот, будто мотор изучает.

Постепенно так приручился, что запросто находил нас и дома на шестом этаже. Соседи нам говорили, прошмыгнет с ними в лифт, поднимется, и затем шасть к нашей двери. И мяучит: откры-ва-айте! Скоре-е-ее!.. Иногда и сам поднимался пешком, без лифта. Как Тимофей находил и нужный этаж, и правильную дверь? Ведь никогда дальше подъезда вслед за нами с улицы не ходил. Да и подъезды все одинаковые, только по номерам и различаешь.

Войдет в квартиру голодный, тощий, ребра можно на взгляд пересчитать, а не только на ощупь, но неизменно чистенький, вылизанный и просушенный, — и давай ласкаться, трется боком о твои ноги и подталкивает, подталкивает поближе к холодильнику. Знает, шельма, где люди еду добывают!

Налопается за троих, впрок, сразу все заискиванья в сторону, никаких заигрываний, и снова — нет бы понежить сытое брюхо на диване — рвется на улицу. Словно у него там наблюдательный пост и он забежал перекусить на минутку.

Выпускали — иди, если тебе так нужно.

И опять то пропадет, то вновь объявится. Быстро поест и так же проворно уходит.

Иногда, правда, он у нас задерживался на минуту-другую. Мягко сиганет ко мне на плечо в кресло, уляжется на моей шее наподобие чернобурки и, не мигая, на телевизор глазеет. А потом зевнет во всю красную глотку, спрыгнет и с мявом к двери: отворя-яй!.. И чего он телевизор смотрел, непонятно. Наука говорит, что животные киноизображений не различают. Почему ж тогда в Кении жирафы приходят к летнему кинотеатру в заповеднике и, вытянув шеи, бесплатно смотрят кино? По-моему, все они, и коты, и жирафы, и собаки, не смотрят, а слушают. На немые фильмы они бы не пошли. А так из того же телевизора столько шуму, что недаром около десяти вечера диктор просит приглушить звук.

Честно признаюсь, я больше люблю собак, чем кошек. Но собаку не разрешила завести жена: у нас, видите ли, маленькие дети. Именно потому, что маленькие, и надо б завести. Но я дома бываю редко, все время в плавании, и некогда вплотную заняться этой проблемой. Моя Ира, наверное, и к коту Тимофею относилась хорошо только из-за того, что он был приходящий. И, несомненно, культурный. Никогда в гостях не засиживался.

Так он захаживал к нам в течение года, не чаще раза в неделю. Иногда приходил не только поесть, но и подлечиться после яростных схваток. И, будто понимая, терпел, когда мы прижигали ему укусы и царапины йодом да еще присыпали стрептоцидом. Он даже не пытался потом зализывать свои раны. Видимо, считал наше лечение более надежным.

Я обратил внимание, что другие, как домашние, так и бездомные коты, не любили Тимофея. Трусливые с опаской сторонились его, а храбрые преследовали по всему двору, иной раз загоняя на верхушки деревьев. Да и нападали они на него не только во время любовных душераздирающих свар — он им вообще не нравился. Даже к загадочным сиамским красавцам наше местное кошачье племя относилось более терпимо.

Они что-то явно чувствовали. Для меня их неприязнь прояснилась не сразу…

Собирались мы как-то с женой в гости на день рождения, и тут в самый разгар суеты вдруг зазвонил телефон, причем междугородними трелями. Первой трубку взяла жена, хоть и была дальше:

— Алло! Да?.. Тебя, — недовольно сказала она. — Вечно из-за тебя отвлекают.

— Слушаю, — сказал я.

— Аллеу! — послышался бархатистый голос. — Извините, не могли бы вы сейчас срочно спуститься вниз?

— Кто говорит?

— Сосед, — кратко ответил незнакомец.

— Какой сосед? И почему по междугороднему?!

— По обычному дозвониться не мог. У вас, очевидно, трубка неправильно лежала. Слабо контачила, — загадочно сообщил он.

— Что за глупые шутки!

— Шутки всегда глупые, — возразил он. — Умоляю, спускайтесь скорей. Вопрос жизни и смерти! Жду, — раздался щелчок отбоя.

— Я сейчас, — и, схватив и завязывая на ходу свой шелковый галстук, поспешил из дому.

Что за дела! Не знаю, как там насчет «жизни и смерти», но, если столкнусь внизу с каким-нибудь гулякой, первое у него убавится, а второе приблизится. С водолазами шутки плохи, проверено.

Я ураганом вылетел из подъезда. Неплохо сказано, правда? Ураганов — ураганом!

Никого у подъезда не было. А на телефоне-автомате, висевшем на стене у двери, сидел мой старый знакомец — кот Тимофей.

— Тимка, ты тут никого не видел? — шутливо спросил я.

— Скорей! За мной! — вдруг серьезно и отчетливо произнес он, соскочил и понесся по кромке асфальта вдоль фундамента дома.