Летучий голландец

Доктор Даниэль внимательно изучал откаченную из Виллиной головы очередную порцию слов. Орел выклевывает мой глаз Червь высасывает мою кость Я хочу покончить с собой Точно Диланов Мистер Джоунз…

— Странные симптомы, — сказал доктор, обращаясь к мом, — он что, всегда крутит в голове эту песню?

Та покачала головой.

Она этого не знала и не знает, она вообще плохо представляет, что творится у Вилли в голове.

Самолет полностью вошел в полосу грозового фронта, но Вилли этого не знал.

Он лежал на кровати и смотрел на доктора.

У того были веселые глаза, он опять держал в руке шприц.

— Мне надоело, — сказал Вилли, — от этих уколов что-то не то… Вначале странно квакает, а потом куда-то ухает…

— Спи, красавчик! — сказала мом. — Тебя сильно ударили, доктор тебя лечит…

— Это плохой доктор, — возразил Вилли, — он хочет меня убить!

Доктор засмеялся.

Орел пролетел над головой Вилли и злобно щелкнул клювом.

Клюв был желтым и острым, такими же острыми были орлиные когти. Вилли отчетливо видел, как орел примеривается ими к его груди. Сейчас рухнет на него камнем и полоснет когтями по телу. Тогда доктору придется зашивать рану без анестезии.

— Это можно, — сказал доктор, — все можно!

Мом запричитала и принялась отгонять орла.

Тот злобно щелкал клювом, клекотал, но улетел, пробив самолетную обшивку.

Из дыры потянуло омерзительным холодом.

Краснолицый выпустил из руки стакан с виски, тот исчез вслед за орлом.

Вилли опять попытался уснуть, ему все это не нравилось, в голове мельтешили пятна и превращались в слова.

Black cloud crosses my mind,
Blue mist round my soul,
Feel so suicidal,
Even hate my rock and roll…

Эта дура никак не может выключить музыку.

Они падают, скоро погибнут, а музыка становится громче и громче.

Чертов врач мог бы поставить нормальный укол.

Когда ставят нормальный укол, то уши закладываются сладкой ватой, а тело исчезает. Ни легких, ни сердца, ни печени — ничего.

Даже глаз нет: вместо них просто отверстия, через которые ничего не видно.

И тогда становится хорошо.

Не надо дышать, видеть, слышать…

— Дыши! — гундосит доктор.

— Смотри! — мяукает мом.

Вилли улыбается и слушает. Черная туча затмевает мой разум Синяя дымка окутывает мне душу Так хочу покончить с собой Что даже ненавижу свой рок-н-ролл…

— Веселая песенка, — обращается Вилли к краснолицему соседу и внезапно замечает, что лицо у того больше не красное.

Оно потемнело, глаза пучатся, вылезают из орбит.

— Эй, — говорит Вилли, — парень, что с тобой?

— С ним все нормально, — ухмыляется доктор Дании, — просто он уже готов… Почти готов… Скоро будет готов… Ты тоже скоро будешь готов!

Вилли пытается встать с кровати.

Ему осточертел этот долбаный док со своим шприцем. Нагнал черную тучу на разум, в голове бардак. И вся она исколота. Но все равно продолжает болеть. Если он сейчас не встанет, то доктор его залечит… Залечит, долечит, улечит. От Вилли ничего не останется, одна дырка в черепе. Большая, сквозная дырища, в которую свищет ветер, доктора самого надо скрутить и положить на кровать, связать руки, привязать ноги, отобрать шприц и поставить укол в голову — чтобы знал, как это больно…

— Больно, — соглашается доктор, — поэтому и не хочу!

— Что ты творишь, красавчик? — спрашивает мом, смотря, как Вилли соскакивает с кровати.

— Я жить хочу, — кричит Вилли, — а этот придурок собирается меня убить, ты что, не видишь, мом?

— Ты уже не живешь! — говорит доктор и вдруг поет: — Твой самолет падает, падает, скоро рухнешь ты в океан!

В ответ Вилли только смеется.

Загоняет доктора в угол между стеной и кроватью, потом резким ударом бьет в челюсть.

Тело доктора сползает на пол.

— Сильный мальчик! — с гордостью говорит мом.

Вилли смотрит по сторонам.

Стюардессы не видно, в салоне лишь испуганные пассажиры.

Краснолицый стал совершенно белым.

Странное имя — Марко…

Да и фамилия глупая — Вандердекер…

Вилли смотрит дальше.

Ему становится грустно.

Тот парень, которого он вначале спас, а потом дал по шее в Барселоне.

У него печальные глаза, у его подруги — тоже печальные.

— У меня печальные глаза? — спрашивает Вилли.

— У тебя красивые глаза, — отвечает мом, — ты самый замечательный мальчик!

Наушники валяются рядом, в голове вновь нарастает волна боли.

Он даже не слышит, как высокий голос в наушниках тянет последние слова:

Wanna die, yeah, wanna die,
If I ain't dead already, ooh,
Girl, you know the reason why!

Безжизненное тело доктора все еще валяется между стеной и кроватью.

— Его надо выбросить, — обращается Вилли к мом, — давай, я за ноги, ты за руки!

— Мне не справиться, — пугается мом, — он тяжелый!