- Гарри, — она придвигается ко мне поближе, — разве ты сам не понимаешь? То, в чем вас обоих обвиняют… Государственная измена, пособничество бандитам… Они конфискуют все имущество, как на процессах над Упивающимися. Ты хочешь, чтоб это досталось совершенно чужим людям? Тебе все равно, в чьих руках окажется наш с тобой дом?
- И деньги моих родителей, — заканчиваю я за нее. — Мне все равно. Если у твоего отца хорошие связи в Министерстве, пусть похлопочет. А нашего с тобой дома просто больше не существует.
- Ах, вот как.
Она забирает у меня документы и встает.
- Я думала, что хотя бы в память о том, что было у нас, ты…
- Знаешь, Джинн, — говорю я и тоже поднимаюсь, — я думал, что в память о том, что было у нас, ты не предашь меня через три дня после моего ареста по ложному доносу. А раз так, мы можем считать, что у нас просто ничего и не было. Прощай.
Я поворачиваюсь к охраннику, показывая, что разговор окончен. И пока он ведет меня обратно по коридору в мою камеру, я почему-то размышляю не о том, почему она так легко предала меня, а о том, почему я сказал ей «нет». Какая мне, в сущности, разница, если меня засадят в Азкабан по такому обвинению? В моем доме в любом случае будут хозяйничать чужие люди, на деньги моих родителей кто-нибудь построит себе небольшой летний особняк — на замок там точно не хватит. Почему бы не Уизли? Не знаю, я просто не хочу, чтоб Джинни, так холодно и расчетливо бросившая меня сегодня, входила в дом моего крестного, возможно, даже поселилась там с новой семьей. Я ревную? Не хочу, чтоб на моей кухне толклась Молли Уизли, а в гостиной, развалившись в кресле, читал газету мой бывший тесть. Ведь они тоже не пришли проведать ни Рона, ни меня. И не может быть такого, чтобы Джинни решилась на развод, не посоветовавшись с ними… Когда я женился на ней, я думал, у меня есть семья. Значит, и в этом я ошибался.
Я иду по коридору к своей камере и вижу себя точкой, перемещающейся в идеальном пространстве — у меня нет ничего ни позади, ни впереди. Вакуум. Моя пустота. В тот день она впервые является мне, еще не так четко, как это будет позже — я еще не различаю деталей.
Теперь мне, пожалуй, есть, о чем поразмыслить на досуге. Я горько улыбаюсь — у меня впервые за эти годы появилось время задуматься о том, что же происходит вокруг. Нет, пока еще не о жизни в глобальном плане, для этого я в тот момент слишком молод, но хотя бы о том, что мы с Роном пытались сделать, как глупо мы это делали, и что из этого, в итоге, вышло. То, что меня так легко бросила жена, я просто принимаю как данность. Бросила — и все. Ей не нужна такая обуза, как сидящий в Азкабане муж. Она выходила замуж за героя, а я думал, что просто за меня. Бедный глупый Гарри… И вот героя не стало, он как-то в одночасье превратился в государственного преступника, с которым дальше идти по жизни не то, что неудобно, просто невозможно. Мистер Уизли работает в Министерстве, а его сын и зять — бандиты и изменники. Джинни потеряет всю свою клиентуру, которую нарабатывала с таким упорством. Кому нужна миссис Поттер? Никому. Так что я все понимаю. Только вот простить отчего-то не могу. Не получается у меня. Поэтому тему разбитой любви закрываю без соплей и дальнейших раздумий. Я был женат. Ну и как? Мне не понравилось. И здесь я предлагаю поставить точку. Хотя… хотя теперь я понимаю, это просто не была та любовь, за которую можно умереть. Вот я и не умер.
А вот в нашем с Роном деле пока что полно многоточий. Умные люди сначала думают, а потом делают, а вот мы с Роном, видимо, устроены как-то наоборот. Потому что, если бы мы, как следует, задумались об этой афере с Блатом, то поняли бы без труда, насколько опасна затея с публикацией. И для Блата с его Магическим Еженедельником в том числе. Предполагалось, что он как честный журналист выступит вместе с нами против всего Министерства Магии, потому что в случае обнародования того, что мы с Роном пытались вынести из Аврората, правительство бы вряд ли устояло. Так что теперь я даже не удивлюсь, если нас обвинят в попытке государственного переворота. Такой скандал не удалось бы замять даже Фаджу со всеми его дипломатическими талантами. Но мы даже не думали об этом, мы всего лишь хотели прекратить бессмысленные убийства авроров из-за награбленного имущества. Ничего более. Как все могло так получиться? И кто может обвинять нас в связи с бандитами? Это кажется мне просто абсурдом. Мы же просто выносили документы, ничего больше. Да, это запрещено, но как-то не тянет на Азкабан… Наверное, я чего-то не понимаю.
Я вздрагиваю, когда на следующее утро меня вновь вызывают на свидание. Если это кто-то из Уизли, я просто не пойду. Точно, охранник называет имя миссис Уизли, я отворачиваюсь к стене и заявляю, что она может проваливать, но он почему-то не уходит. Миссис Рональд Уизли. Гермиона? Гермиона!
И, едва я переступаю порог комнаты для свиданий, она бросается мне на шею, у нее мокрое от слез лицо, но она быстро-быстро шепчет мне на ухо, пока охранник не может толком слышать нас: