Летуны из Полетаево, или Венькины мечты о синем море

- И вообще…, - папа ободряюще хлопнул Веньку по спине, по плечу и вдобавок потрепал по макушке, - Как говорится… смотри там… в общем, ты понял.

Венька не понял совершенно ничего. Но переспросить не успел. Потому что проводница в красной шапочке велела всем провожающим иметь совесть и заканчивать со своим провожанием и обниманием. И плакать нечего – потому что ведь не на войну…

Тут двери вагона задрожали и захлопнулись со страшным грохотом. Мама с папой остались приплясывать и махать руками на перроне. А Венька медленно поехал, прижав нос к стеклу.

- Тра-та-та… тра-та-та…, - запели, застучали колёса. Сначала медленно и как бы нехотя. Потом всё быстрее, быстрее, быстрее.

Тра-та-та-та-та-та-та-та-та…

Заколыхались мерно вагоны. Зазвенела ложка в оставленном на столе стакане – как положено, в подстаканнике.

- Ох-хо-хо, - заохала на нижней полке старушка с носом-пуговкой и в круглых очках, - Грехи наши тяжкие. Поехали, помолясь.

Она, и правда, перекрестилась, пригладила ладошкой растрепавшиеся волосы и вдруг обратилась к Веньке:

- Я тут из дома огурчиков свежих взяла. И картошки наварила полкастрюли. Ты, сразу видно, поесть любишь. Может, поможешь, а?

Глава 7. Дальний путь и близкие попутчики.

Прав был папа. Люди вокруг Веньки оказались сплошь добрые, отзывчивые и приветливые – все как один. Они помогали ему застелить постель. Показывали, где тут в поезде туалет и как помыть руки. Водили гулять по длинным, устланным коврами, коридорам. Угощали и подкармливали варёными яйцами, холодными котлетами, курицей, помидорами, пряниками, бутербродами с колбасой и ранней импортной черешней.

В конце концов Венька до того объелся, что его раздуло и разморило совсем, и он полез к себе наверх спать. Залез, конечно, не с первого раза. Поначалу всё зад перевешивал, и Венька скатывался обратно вниз. Но на то вокруг и добрые люди, чтоб помогать.

- Э-э-эх!!! – сказали добрые люди, подхватили, подбросили, закинули Веньку на полку и укрыли его сверху одеялом.

И Венька уснул.

Хорошо спать в поезде – укачивает, потрясывает и убаюкивает, как в колыбели.

- Си-ма-си-ма-си-ма…, - стучат, выстукивают по рельсам колёса.

- Фи-ма-фи-ма-фи-ма…, - позвякивает, погромыхивает и подпевает вагон.

- Си-ма-фи-ма-си-ма-фи-ма…, - журчит, струится тихий разговор.

Пассажиры общаются, делятся впечатлениями и расспрашивают друг друга о разных делах и о жизни.

- Сирота, - сквозь сон долетает до Веньки голос бабушки с носом-пуговкой, - Точно, сирота!

- С чего это вы взяли? Сироты такими толстыми не бывают.

- С голоду! С голоду опух! Видали, как на еду набросился? Ох, грехи наши тяжкие…

- Да его, вроде, родители провожали.

- А может, это и не родители вовсе!

- А кто ж тогда?

- Ну, не знаю… Злодеи какие-нибудь. Разбойники. Нормальные родители родного мальца одного в такую даль не отпустят…

- А на вид нормальные люди… и парень ничего себе, хоть и толстый…

Тут Венька догадался, что разговор про него, окончательно проснулся и свесил голову с полки.

- Ты куда же, добрый молодец, путь держишь? – ласково поинтересовалась у него бабушка с носом-пуговкой.

- И кого роду-племени будешь? – спросил огромный и бородатый, похожий на сказочного богатыря, дядька.

- А почему у тебя такие большие щёки? – пропищала маленькая и худенькая, как Дюймовочка, девочка в коротком клетчатом платьице.

Со всех сторон на Веньку посыпались вопросы.

И всем он отвечал честно, подробно и весьма обстоятельно.

Щёки большие – потому что наследственность. У мамы его тоже - лицо румяное и круглое, и вообще худобой она никогда не страдала. К тому же Вениамин Иванович поесть любит. Особенно всякие пончики, булочки, бублики, ватрушки и пирожки. А это, как известно, уменьшению щёк не способствует.

Роду он хорошего. Племени – тоже. Звать его Венькой. По метрике – Вениамином Ивановичем. Папу, наоборот, Иваном Вениаминовичем. Или, по-простому, Иванушкой. А маму – Алёнкой.

А путь он держит далеко. Так далеко, что точно сам не знает куда. Деревня там ещё какая-то есть. То ли Вылетаево, то ли Отлетаево. А может, и вообще - Вертолётово. Венька на радостях позабыл.

- О-о-ох!!! – вздохнула на этих Венькиных словах старушка, - За семь вёрст киселя хлебать! Грехи наши тяжкие!

И снова три раза перекрестилась.

Но Венька велел старушке ни в коем случае не волноваться. Потому что, во-первых, не семь вёрст, а тысяча пятьсот километров. Во-вторых, никакой кисель он хлебать не собирается по причине стойкой к этому напитку неприязни. И, в-третьих, хоть он и едет неизвестно куда и не пойми к кому, ждут его там очень хорошие люди. А имена у них совсем уж замечательные – Сима и Фима.

- Ой! – заверещала Дюймовочка и от радости захлопала в ладоши, - Как интересно! Сима! Фима!