Лев Африканский

Кое-кто еще успел добраться до замка, в их глазах читался ужас от первых подвигов ландскнехтов, свидетелями которых они стали.

Клянусь Богом, позволившим мне постранствовать по миру, пережить муку Каира, никогда еще я не сталкивался с такими зверствами, ненавистью, кровавым упоением резней, святотатством и жаждой уничтожения!

Поверят ли мне, если я скажу, что монашек насиловали прямо на алтарях в храмах, а затем душили? Что монастыри были разграблены, монахи раздеты и принуждаемы попирать распятие, провозглашая, что они поклоняются Сатане, что древние рукописи из библиотек пошли на растопку костров, вокруг которых плясала пьяная солдатня, что ни одно святилище, ни один дворец или дом не избежали участи быть разворованными, что восемь тысяч жителей, по большей части из числа бедняков, погибли, что люди побогаче были взяты в заложники?

Глядя со стены замка на густые клубы дыма, поднимавшегося над городом, я не мог отделаться от воспоминания о своей первой встрече со Львом X, предсказавшим это несчастье: Рим только-только возродился, но смерть уже поджидает его! И вот смерть настигла вечный город.

* * *

Порой на улицах завязывался бой, но несметные полчища атакующих очень скоро подавляли любое сопротивление. В Борго и особенно на подступах к Ватиканскому дворцу швейцарцы сопротивлялись с поразительной храбростью, гибли десятками, сотнями за каждую улицу или здание и задерживали продвижение неприятельских войск на несколько часов. Но в конце концов ландскнехты все равно ступили на площадь Святого Петра и огласили ее победным «Лютер наш Папа!».

Климент VII все еще находился в часовне, не осознавая грозящей ему опасности. Один из епископов бесцеремонно стал дергать его за рукав.

— Ваше Святейшество! Они уже близко! Они вас убьют!

Папа встал с колен и бросился к коридору, ведущему в замок Святого Ангела, епископ шел следом и держал подол его мантии, чтобы он не споткнулся. Когда он проходил мимо окна, какой-то солдат плюнул в его сторону.

— Ваше белое одеяние слишком привлекает внимание! — с этими словами его спутник поскорее набросил на него свой плащ лилового цвета.

Святой Отец явился в замок, живой и невредимый, но без сил, в пыли и растерянный. Велел опустить решетки на воротах замка, а затем заперся, чтобы молиться, а может быть, и плакать.

В оставленном на разграбление городе долго еще хозяйничали ландскнехты. Но замок Святого Ангела был им не по зубам, хоть они и окружили его со всех сторон. Стены, которыми он был обнесен, были крепки, имелись разнообразные артиллерийские орудия в большом количестве и разнообразии: фальконеты, кулеврины, бомбарды, спироли, василиски, пасволаны, серпантины, а его защитники, все до единого, были готовы стоять насмерть.

В первые дни еще ждали подкрепления, зная, что итальянцы, входившие в Святую Лигу, под командованием Франческо делла Ровере, герцога Урбино, недалеко от Рима. Один епископ, француз, шепнул мне на ухо, что падишах преодолел Альпы и во главе шестидесятитысячного войска атакует имперцев с тыла. Новость, однако, не подтвердилась, а армия Святой Лиги не посмела вмешаться в ход событий, хотя могла без особого труда захватить Рим и расправиться с ландскнехтами, предававшимися оргиям и пьянству. Сломленный происходящим, брошенный трусливыми союзниками, Папа вновь пошел на переговоры. 21 мая к нему прибыл посланник императора.

А два дня спустя прибыл еще один эмиссар. Пока он поднимался по винтообразному трапу, я услышал, как кто-то произнес его имя, сопроводив его нелестным отзывом. Это был один из членов клана Колонна, кузен кардинала Помпео. Флорентийский священник набросился на него с бранью, но присутствующие зашикали на него. Многие, в том числе и я, понимали, что этот человек, отличавшийся прямодушием, не мог радоваться тем несчастьям, которые обрушились на его город, что он сожалеет о предательстве, в котором была повинна его семья, и что он готов сделать все, что в его силах, дабы исправить ошибку, попытавшись спасти что еще можно.

Появление в замке представителя рода Колонна меня не удивило. Но чего я уж точно никак не ожидал, так это того, что во время переговоров с Папой речь пойдет обо мне.

Прежде я с ним не встречался, и когда за мной прислали, я не имел ни малейшего понятия, зачем меня срочно вызвали в папские покои.

Климент VII и Колонна ждали меня, сидя на двух близко поставленных креслах в библиотеке. Папа уже две недели не брился в знак траура и протеста. Он предложил мне сесть и представил своего посетителя как «очень дорогого сына, преданного друга». Колонна передал мне послание, при этом в его голосе прозвучало легкое снисхождение:

— Духовник ландскнехтов Саксонии просил меня заверить вас в его дружбе и признательности в память о прошлом.

Только один саксонец мог быть знакомым со Львом Африканским. Его имя вырвалось у меня как победный клич, правда, несколько неприличный в данных обстоятельствах:

— Ганс!

— Один из ваших учеников, если не ошибаюсь. Он желает поблагодарить вас за все, чему вы его с таким терпением обучили, и помочь вам выйти отсюда с вашим семейством.