Лев Гумилев

«Московское государство возникло благодаря татарскому игу. Московские цари, далеко не закончив еще "собирания Русской земли", стали собирать земли западного улуса Великой монгольской монархии: Москва стала мощным государством лишь после завоевания Казани, Астрахани и Сибири. Русский царь явился наследником монгольского хана. "Свержение татарского ига" свелось к замене татарского хана православным царем и к перенесению ханской ставки в Москву. Даже персонально значительный процент бояр и других служилых людей московского царя составляли представители татарской знати. Русская государственность в одном из своих истоков произошла из татарской, и вряд ли правы те историки, которые закрывают глаза на это обстоятельство или стараются преуменьшить его значение». Приведенные слова принадлежат одному из основоположников евразийского движения — Н. С. Трубецкому.

Ему вторит другой историк-евразиец — Петр Николаевич Савицкий (1895—1968): «В лоне монгольской державы сложилась новая Русь. Едва ли не этим определилась и определяется вся дальнейшая судьба человечества». Еще более определенно он высказался в письме Л. Н. Гумилёву от 13 февраля 1963 года: «<…> Только слепой может отрицать, что на великую всемирно-политическую арену Русь в свое время была выведена именно "монгольским игом", превратившимся для Руси в великую монголо-татарскую "школу". Те историки, которые отрицают в современности эту очевидную истину, исходят — б[ыть] м[ожет], сами того не сознавая, — из представления о монголо-татарах XIII—XV вв., как о "низшей расе”, своего рода хищных зверях. Что может быть доброго от зверей?! На самом же деле Русь получила от монголо-татар немало хорошего. В числе прочего она получила от них навыки национальной и религиозной терпимости <…>».

Ту же мысль обстоятельно развивал еще один историк-эмигрант и приверженец “евразийства" Николай Александрович (по другим сведениям — Андреевич) Клепинин (1899—1939). Как и его старшие единомышленники он считал, что вхождение Северной Руси в татарское царство приобщило ее к мировой истории. Оно открыло Суздалю те горизонты, которых у него до тех пор не было. Единая татарская власть была одним из главных факторов укрепления русского единодержавия и великодержавия. Московские князья обязаны своей властью не столько своей силе, сколько ловкой политике, благодаря которой они получали от ханов ярлыки на великое княжение. Власть хана сделалась тем орудием, воспользовавшись которым московские князья превозмогли центробежные силы удельного сепаратизма. Укрепившись под властью ханов, Москва свергла татарское иго, из завоеванной стала завоевательницей, постепенно начала расширять свою власть на области, прежде находившиеся под татарами.

В чем же тут дело? Татары лавинами находили на Русь и давили ее поборами и произволом ханских чиновников. Но татарское владычество не проникало в быт покоренной страны. Само татарское царство, как и все азиатские кочевые царства, было мозаичным. Оно втягивало в себя многие народы, подчиняло единой власти, облагало данью, карало неповиновение. Но оно в конечном итоге не утверждало насильственно своего быта. Несмотря на грандиозный размах завоеваний, на сосредоточенность воли на внешних деяниях, в татарском царстве отсутствовала внутренняя сила. И поэтому, быстро возникшее, оно сравнительно быстро и распалось. Татарские завоевания были лишены религиозных побуждений. Отсюда их широкая веротерпимость. Татарское иго можно было переждать и пережить. Татары не покушались на внутреннюю силу покоренного народа. И временным повиновением можно было воспользоваться для укрепления этой силы.

У советских историков концепция евразийства не встретила особой поддержки. Долгое время, заняв круговую оборону и практически в одиночку, ее отстаивал только Л. Н. Гумилев. Когда монголы, считал Л. Н. Гумилёв, впервые появились на границах Руси, у них были мирные по отношению к русским намерения. Их подлинными врагами были половцы, находившиеся в союзе с русскими князьями. Если бы русские князья перед битвой на реке Калке не убили вероломно татарских послов, то орда, скорее всего, не стала бы ввязываться в бой и прошла мимо. Только когда половцы оказались разгромленными, хан Батый замыслил поход на Русь, а затем и в Западную Европу. Если бы русские князья в свое время отказали половцам в помощи, то войны и нашествия на Русь могло бы вовсе не быть. Ибо кочевники не нуждались в землях, покрытых густым лесом, а русские, как оседлый народ, не могли угрожать степному монгольскому улусу. Кроме того, высказывалась крамольная мысль, что Батый вообще не имел планов завоевания Руси, а на территории русских княжеств татаро-монгольское войско оказалось случайно — чтобы обойти половцев с тыла.