Шел третий месяц осады. Положение гуннов под Аквилеей становилось тяжелее с каждым днем. В войске Аттилы начался голод, но хуже всего, что огромное конское стадо съело всю растительность в окрестностях города. Пространство, на многие мили вытоптанное копытами десятков тысяч животных, напоминало землю Карфагена, посыпанную солью римлянами, дабы ничего не росло на руинах ненавистного города-соперника. Лошади являлись самой большой ценностью для воинов-кочевников. Они не замечали гибели братьев и соплеменников, при случае превращали поминки по ним в пиршество с песнями и плясками, но потерю коня оплакивали горькими слезами.
Аттила видел бедствия своего войска, слышал его недовольный ропот, но он знал и другое: положение осажденных гораздо хуже. По сведениям пленных римлян, горожане съели всех собак и кошек; впрочем, крыс от этого больше не стало: эти презренные твари также отлавливались и съедались. Самые ловкие забирались в птичьи гнезда, и кухня их пополнялась изысканными продуктами: яйцами либо птенцами, не ставшими еще на крыло. Тревожные крики взрослых птиц давно наполняли окрестности голодающего города. Предводителю гуннов нужен был любой повод, чтобы уговорить воинов продолжать осаду обреченной Аквилеи, и он явился самым неожиданным образом.
Военачальник ежедневно осматривал стены города, который он стал ненавидеть более Аэция, и вдруг обратил внимание на удивительную вещь. Аисты, гнезда которых размещались на крышах домов и на деревьях в городской черте, летели прочь из города. И самое удивительное было в том, что белоснежные птицы уносили в клювах своих птенцов. Аттила сразу же высказал воинам свои соображения:
— Посмотрите на этих птиц, — указал он на небо, усеянное аистами, — в городе нет пожара и землетрясения, но они оставляют свои гнезда. Птицы предчувствуют скорую гибель города, они бегут из мест, над которыми нависла смертельная опасность, и бросают места своего обитания, ибо они вскоре будут уничтожены вместе с Аквилеей. Глупые римляне копошатся на стенах, словно муравьи, таскают огромные камни, бревна и не понимают, насколько птицы умнее их.
Слова Аттилы тут же подтвердили прорицатели, но более всех поведению красноклювого населения Аквилеи обрадовались остготы — у этого народа аисты считались вещими птицами. Осада продолжилась, а на следующий день в лагерь вернулся отряд Эллака. Аттила не радовался так самому рождению старшего сына, как теперь, когда увидел его во главе обоза, доставившего осадные машины.
Камнеметы собрали в течение дня, одновременно гунны подносили с полей пригодные для страшного полета валуны. Еще больше камней валялось прямо у городских стен, в разное время сброшенных на головы гуннам, однако за них приходилось платить кровью. За "опасными" камнями отправлялись только смельчаки, которые без рискованных дел откровенно скучали. Впрочем, воинов, совсем не дороживших своей жизнью, становилось все меньше и меньше. Вечером городскую стену сотрясли первые валуны. Возникшая трещина в кладке подле городских ворот обрадовала гуннов и внушила надежду на скорый успех. Обстрел не прекратила даже окутавшая землю тьма. Добровольцы сменяли уставших товарищей и даже дрались между собой за право запустить камень в стену, которая рушилась на глазах.
Ночью в лагерь гуннов прибыл древний воин — еще одно весьма эффективное оружие Аттилы. Про таких обычно говорят: "одной ногой стоит в могиле". Впрочем, даже это выражение было лестью для старика, который не мог самостоятельно стоять и передвигался исключительно на коне. Единственное, что имело в нем величайшую силу — это ненависть к римлянам; ею Ульдин мог сравниться с Ганнибалом. Едва в Паннонию пришли известия, что войско гуннов два месяца безрезультатно топчется под стенами Аквилеи, старик, который уже было собирался умирать, отложил свою кончину. Безногий воин мужественно одолел Альпы и безошибочно нашел город, название которого впервые услышал пару недель назад.
В тот день гунны пытались разбить камнями городские врата. Несколько раз им удалось попасть в цель, но обитые железом ворота выдержали удар. Зато в пяти шагах от них трещина ширилась, камень за камнем выпадали из кладки. Внезапно камнеметы перестали запускать страшные снаряды. По всему войску гуннов, словно гром, прокатился дружный крик:
— Ульдин! Ульдин!!!
Римляне подумали, что это сигнал к штурму, и высыпали на стены. Оказалось, гунны всего лишь выкрикивали имя человека. Вместо гуннского войска к стене направлялся страшного вида старик. У него недоставало нижней части ног, лицо было ужасно обезображено. Подле ворот он остановил коня и потребовал лук. Единственный глаз его, сверкая ненавистью, принялся искать цель. С поразительной для его возраста ловкостью старик натянул тетиву, и через мгновенье римлянин, неосторожно наблюдавший за передвижениями в стане врага, упал со стрелой в горле.
Снова лагерь гуннов сотрясли крики: "Ульдин! Ульдин!!!"