Лев Яшин. Легендарный вратарь

«В 1960 году сборная выиграла у поляков 7:1, преимущество было такое, что Яшин бросился-то за мячом всего два раза. А потерял за игру три килограмма», – не уставал удивляться Валентин Бубукин и объяснял почему: – Вот что Лев делал, по собственному признанию, во время матча. Выбивает из ворот Кесареву, но не выключается из игры, а мысленно действует в роли правого защитника. Кричит: отдавай Иванову, дальше за Вальку делает пас Понедельнику и вместе с ним бьет по воротам. Потом отрабатывает в обороне, страхует партнеров. Центральный нападающий соперников выходит на хорошую позицию, мощно бьет, и Лева практически без движений забирает мяч. Пресса пишет: Яшин прочитал комбинацию и оказался в нужном месте! Но он не читал комбинацию, он в ней участвовал!»

Если рассуждать более обобщенно, Яшин, даже не вступая в игру непосредственно, всегда мыслями и чувствами ставил себя на место товарищей, возгласами корректировал их действия, словом, весь матч без продыха находился в работе. Яшинский способ существования в футболе не может обойтись без отдельного разбора, но его истоки тонко уловил Валентин Бубукин. Другие соратники Яшина тоже высказывались на эту тему, но именно он взял на себя труд сформулировать, в чем особая стать Яшина, выделявшая его из общего ряда не вратарей, а футболистов вообще: «Все мы – Стрельцов, Иванов, Месхи, я – играли, а Яшин жил футболом».

Яшин жил футболом, а футбол жил в нем, получил постоянную прописку в его душе. Не знаю другого, кто испытывал столько эмоций до и особенно после игры – положительных или отрицательных в зависимости от результата, от удовлетворенности своими действиями. Футбол не отпускал его зачастую и по ночам, вызывал от избыточных волнений бессонницу или, наоборот, солнцем являлся во сне. Что полностью, до краев поглотил его, говорить неверно, от этого можно было помешаться, а он принадлежал не только футболу, но и семье, друзьям, был большущий жизнелюб.

Как-то, отвечая мне, не сожалеет ли, что некому в семье передать футбольное наследство, сказал: «Слишком люблю своих дочек, чтобы жалеть о чем-то, да и если бы был сын, захотевший стать футболистом, я никуда бы от футбола не смог скрыться». Настолько сросся с ним, что футбол порой и вести себя стал как навязчивый родич, вторгающийся без стука. Люди, наблюдавшие его в дружеской кампании, замечали, как веселый и смешливый человек иногда вдруг замолкал, переставал реагировать на все вокруг. Это посещали его какие-то футбольные думы и тревоги. Футбол и на самом деле превратился для Яшина в родное, кровное, незаменимое дело, которому были отданы все силы дотла. Так и говорил: «Я отдал футболу все».

Лев Иванович ощущал вкус к этой беспокойной, полной тревог, но захватывающе интересной, достаточно веселой жизни. Вкус-то был приятным, да привкус горьким. Поражения переносил крайне тяжело. Да что там поражения – почти каждый пропущенный мяч в серьезной игре мог обернуться беспокойной ночью, не говоря уже о лишних «беломоринах». Валентина Тимофеевна унимала как могла:

– Вы же все равно выиграли, что ты так терзаешь себя?

– Это полевые выиграли, а я-то проиграл.

В 1967 году, когда Михаила Якушина «бросили» на сборную, тренер, конечно, пригласил в нее своего давнего ученика. Но в товарищеской встрече со сборной Австрии в Лужниках (4:3) тот пропустил досадный гол. Прописная истина: удар в ближний угол должен вратарем браться, если он, конечно, не сумасшедшей силы с короткого расстояния. Но вышло по-другому, и Яшину свет стал не мил. Чтобы пригасить ни к селу ни к городу всплывшую впечатлительность своего любимца, Якушин даже звонил вечером ему домой:

– Лев, что ты расстраиваешься? Все в порядке, мы выиграли. И ты сыграл отлично… – однако не удержался и добавил: – Но на будущее запомни: ближний угол надо закрывать поплотнее.

И это напоминание только добило Яшина – он знал сию заповедь не хуже тренера, за очевидный ляп и судил себя. Вообще придерживался принципа: нет и не может быть строже судьи, чем ты сам.

Некоторые поражения надолго сохраняли тяжесть в душе. Были и такие, что двойную. Поздней осенью 1956 года проиграли «Локомотиву» – 1:7. Эта игра в промозглый мрачный вечер и у меня до сих пор вызывает содрогание: так жалко было Яшина, которому досталось и от чужих несколько тяжелых снарядов, и пара горьких пилюль от своих (Бориса Кузнецова и Евгения Байкова). До 1982 года, когда московское «Динамо» потерпело крушение в столкновении с минскими одноклубниками (0:7), это было самое крупное поражение команды в чемпионатах Советского Союза. Оно заронило кое-какие вопросы у некоторых болельщиков: динамовцы уже потеряли шансы на первенство, но второе место себе обеспечили, а «Локомотив», наоборот, стоял на вылет – победа ему была нужна как воздух.