Эмигрировавший капитан венгерской сборной Ференц Пушкаш, которого у нас не разрешено было публично упоминать (мне, например, в энциклопедическом справочнике 1972 года «Все о футболе»), был рад каждой встрече с давними соперниками, старался хорошо угостить, одарить сувенирами, помочь деньгами. Во времена перестройки и «бархатных» революций в социалистических странах Пушкаш вернулся на родину из Испании, где прожил 30 лет, и на своем 70-летнем юбилее (1997) принимал старых знакомых из бывшего СССР – Алексея Парамонова (который опекуном на поле не давал ему спуска) и Никиты Симоняна, сам гостил в постсоветской России. В качестве тренера сборной Венгрии в 1993 году привозил ее сюда на матч со сборной России (гости проиграли – 0:3).
Когда же СССР еще не был бывшим, а очень даже настоящим и опасным, для своих граждан в том числе, Лев Яшин, хоть и был плоть от плоти советский человек, вопреки всяким предписаниям не отворачивался от «перебежчика», тепло общался с ним, если доводилось встречаться на нейтральных территориях. Они радостно приветствовали друг друга и, что греха таить, выпивали во время короткого пребывания в Лондоне, куда явились в составе сборной «остального мира» на матч со сборной Англии в честь 100-летия британского футбола (1963). Когда закончился прощальный матч сэра Стэнли Мэтьюза (1965), именно они вдвоем вынесли его на руках с поля.
Вы и Яшин: что это – совпадение или вас что-то связывало с нашим вратарем? – спросил Пушкаша журналист Олег Винокуров в 1993 году.
Лев был моим давним, добрым другом. Мы познакомились в 1954 году, с тех пор подружились и были рады каждой встрече, а их случилось немало.
Вы встречались с ним и после того, как стали нашим «врагом»?
Но эта ситуация никак не отразилась на наших отношениях. Мы вообще никогда не касались прошлого в наших разговорах.
Пушкаш ценил, что политический водораздел не рассорил их с Яшиным, и, когда представилась возможность, у себя на второй родине, в Испании, здорово выручил приятеля во время проходившего там в 1982 году чемпионата мира. Яшин, приглашенный на чемпионат наряду с другими историческими величинами футбола, прилетел в Мадрид взвинченным: никак не мог отойти от оскорбительного отказа в выезде, первоначально объявленного партийными чиновниками спортивному – заместителю начальника спорт – комитетовского Управления футбола и, на минуточку, советской спортивной легенде. Придется коротко ввести читателя в курс этого неправедного дела.
В закрытом, выездном отделе ЦК КПСС, который стыдливо существовал без всякого названия, какой-то самодур решил не выдавать Яшину разрешение на визит в Испанию, поскольку приглашение было отправлено от имени известной табачной фирмы «Кэмел». Вето, оказывается, было наложено потому, что существовало решение ЦК КПСС о запрете рекламы табачных изделий. Объяснение, что это чистая формальность (спонсор чемпионата мира брал на себя прием всех почетных гостей), действия не возымело. Когда об этом сообщили Яшину, он почернел, произнес все матерные слова, которые знал, но употреблял редко, в данном случае – более чем объяснимо.
Ситуация складывалась препоганая: спортивной, если брать шире – национальной легенде плюнули в душу, да и другие легенды в Испании будут спрашивать, почему нет Яшина, так что опять придется молоть какое-нибудь вранье. В Управлении футбола нашли оригинальный, хотя и унизительный выход: включили Яшина в официальную делегацию на конгресс ФИФА вместо… переводчика, воспользовавшись тем, что тогдашний председатель Федерации футбола СССР профессор Б.Н. Топорнин знал языки и мог обойтись без сопровождения. Председатель Спорткомитета СП. Павлов, надо отдать ему должное, утвердил этот невинный обман. Однако Яшин отказывался принять «подачку», его с трудом уговорили – главным образом доводом, что чемпионат мира важнее этой обиды и он сам не простит себе, если пропустит такое событие. Но душевная рана не давала покоя и по прибытии в Мадрид.
Разместившись в отеле, первым делом созвонился с Пушкашем. Немедленно договорились о встрече у служебного входа на стадион «Сантьяго Бернабеу». Но по дороге Яшину стало плохо с сердцем. Когда увиделись, на нем лица не было. Ференц тут же помчался за коньяком. Гость «расширил сосуды» известным мужским способом и понемногу отошел. «Перебежчик» с добрым сердцем опекал Яшина все дни. Но, видно, обида или боль не оставляли его. Лев Иванович встретился мне в пресс-центре барселонского стадиона «Ноу Камп». он был мрачен и хмур. В ответ на мой тревожный вопросительный взгляд только вяло улыбнулся и махнул рукой.