Лев Яшин

Итак, А. Т. Вартанян сообщает об «африканском конфликте» образца осени 60-го (это как раз когда диктант писали). Речь о нескольких игроках, не обо всех. Сам Михаил Иосифович говорит о постоянном ворчании, также не называя имен. «Жесткие меры» — это освобождение из клуба, что и случилось с некоторыми футболистами уже в ходе сезона-61. Однако возникает еще одна сила — руководство. Только оно вправе утвердить решение тренера о кадровых переменах, то бишь отчислении. А если поводов для расставания маловато на его, руководства, взгляд? Буркнул кто, огрызнулся — что, сразу «на выход»? Тут и вправду «дров наломаешь». В чемпионате-то, когда выпивки стали нормой, другого выхода уже и не было. А осенью — расстались мирно. Вазу ребята опять же подарили Михаилу Иосифовичу. Трогательный факт.

Нас же, без сомнения, интересует позиция Яшина в получившейся ситуации. Представить его недовольным, в любой форме оппонирующим тренеру, тем более Якушину и тем более по поводу нагрузок, — невозможно. Не забудем и про 31 год, и про то, что Льва Ивановича к началу 60-х официально стали величать ветераном.

Однако в книге «Счастье трудных побед» имеется отрывок, который надо привести, даже если хочется обратного. Рассказ там шел о 1953 годе, дебютном для Яшина в команде. Якушин, как вы помните, был возвращен волевым решением из Тбилиси в Москву. И характеристика тренеру во вратарских мемуарах буквально на нескольких страницах дается превосходная. И вдруг: «Но нет идеальных людей, и Михаил Иосифович, увы, тоже не без недостатков. Об одном я не могу не сказать, ибо этот недостаток очень вредил ему и нам. Этот опытнейший специалист, настоящий профессор футбола, видел в каждом из нас только игрока — и ничего больше. Человек как таковой оставался вне поля его зрения. Наши домашние заботы, радости и печали, семейные дела и учеба — одним словом, всё, что оставалось за пределами кожаного мяча, за чертой игрового поля, — практически не интересовало его. И в конце концов такое отношение к делу подводило Михаила Иосифовича, возводя между ним и подопечными барьер отчужденности, непонимания, а порой и озлобленности.

Но всё это прояснилось с годами (курсив мой. — В. Г.), а тогда, в пятьдесят третьем, мы видели в нем то, что от него не отнимешь: тонкого и умного знатока футбола, человека, безраздельно преданного игре».

Прямо скажем: последние слова фразы находят масштабное подтверждение как на страницах данной книги, так и во многих иных источниках. А вот насчет того, что «профессор футбола» в динамовцах видел лишь футболистов, — с ходу наводит, по меньшей мере, на размышления. Учебой не интересовался наставник? А как же комсорг Мудрик, по тренерской инициативе организовавший в жаркой Африке фактически вечернюю школу? А красноречивый диалог после финала Кубка Европы, когда Якушин зашел в раздевалку и немедленно расцеловал грязного и счастливого вратаря? Да и подзаголовок в воспоминаниях тренера — «Вратарь моей мечты» — невольно настраивает на лирический лад.

Тогда почему, всё же абзац про неидеального Якушина вошел в мемуары Яшина? Конечно, можно напомнить: книга не писалась, а записывалась. И хотя на обложке справедливо стоит фамилия голкипера — литобработчик Л. Б. Горянов тоже много вложил сил в этот труд. Но, разумеется, объяснять изложенное лишь так — совершенно неправильно. Так как мы забываем: во-первых, Лев Яшин был и остался футболистом и судил с игроцкой, а не с тренерской позиции[14].

И даже закономерный уход нарушителей режима он рассматривал как их товарищ, а не начальник или критик со стороны. Во-вторых же… Наверное, Яшин хотел гармонии, в которой человеческая составляющая (при исполнении каждым положенного ему, несомненно) всё равно должна превалировать. В общем-то наставник не обязан интересоваться личной жизнью игрока и, тем паче, вмешиваться в нее. Однако как бы хотелось, чтобы люди в рабочем коллективе жили дружно, когда беда, боль или радость становились общими, — а роль старшего в таком случае бесценна. Он очень желал такого превосходного сообщества. Действительность же поворачивалась самой невыгодной стороной.

А. М. Соскин справедливо писал, что Яшин в сезоне-61 пропустил два месяца: с 24 мая по 18 июля не выступал ни за сборную, ни за клуб. Так ведь поздней зимой и весной тоже складывалась странноватая ситуация. В том плане, что первым номером сборной он остается (о чем чуть ниже), а вот в Гаграх, на предсезонке, динамовцы наигрывают «неизменный», по выражению «Советского спорта», состав с Беляевым в воротах. И именно Владимир Беляев 8 апреля начнет чемпионат и вообще весь месяц отыграет — Яшин появится только 2 мая. Делами сборной такое не объяснить. Значит, Яшин по уже озвученным медицинским показателям (плюс колено периодически болело) выходил на поле, когда мог. А отсутствовал в случае самом крайнем.