Лев Ландау

— Там было только две бомбы. А если бы сейчас какому-нибудь сумасшедшему вздумалось взорвать все имеющиеся на земле атомные бомбы, наша планета разлетелась бы в виде метеоритов или в лучшем случае на ней произошли бы такие климатические изменения, которые сделали бы совершенно невозможной жизнь людей, животных, рыб и даже насекомых, — ледниковая эпоха.

После ухода гостя я спросила:

— Он тебя огорчил?

Дау махнул рукой:

— Мало ли на свете глупостей? Разговоры об атомных убежищах, которые можно сделать совершенно безопасными, — очередная глупость невежественных психопатов.

— А если их построят на большой глубине и вполне комфортабельными?

— Это будут комфортабельные склепы. И, кстати, смерть их обитателей будет намного мучительнее смерти тех, кто погибнет на поверхности земли. Но все это — из области фантастики. Я не верю, что человечество самоликвидируется. По-моему, мировых войн больше никогда не будет.

Дау даже забыл о том, что у него болит нога, так взволновала его тема.

Таня спросила:

— Лев Давидович, значит, войны больше никогда не будет?

— Нет, — убежденно ответил Дау.

— Папа, — вступил в разговор Гарик, — но ты же сам говорил, что когда Альфред Нобель изобрел динамит, он воскликнул: «Отныне на земле никогда не будет войны. Человечество не будет применять столь разрушительную силу для уничтожения друг друга!»

Дау бросил на сына быстрый взгляд и грустно улыбнулся:

— Да, конечно, Нобель считал, что с войнами покончено навсегда. Но ты не учитываешь главного: никакой динамит не может превратить Землю в мертвую планету — без атмосферы, без воды, в такую же безжизненную, как Луна. Так что войн действительно не будет, это не подлежит сомнению.

— Какая страшная была война, — вздыхает Таня. — Мне семь лет было, а я помню, как фашисты сожгли нашу деревню. Подожгли со всех сторон и стояли смотрели, как горит. Мать взяла на руки двоих, мы с сестрой Марусей сами оделись, а Алеша остался в люльке. Ему восемь месяцев было. Вышли, я из сеней вернулась. Стенка одна полыхает, Алеша смотрит на огонь и смеется. До этого в холоде жили, а тут жарко, он и рад. Заметил меня и давай прыгать, чуть из люльки не выскочил. Взяла я его прямо в простынке и спрятала под шубу. Выскочила на снег, край неба красный. Увидела мать Алешу. «Что ты, — плачет, — сдурела? Ты ж его не дотащишь!» Шли долго. Потом нас партизаны подобрали. Сейчас Алеша в Горьком, учится в институте. Мать ему всегда на меня показывает и говорит: вот она — твоя мама. Из огня тебя вынесла.

Лев Давидович внимательно слушает рассказ Тани. Он любит свою сиделку, а она души в нем не чает. «Таня-квадрат» — называет ее Дау: фамилия Тани — Близнец, и, кроме того, они с сестрой Марусей близнецы.

Как-то вечером Таня включила телевизор. На экране появилось холеное лицо. Прищуривая глаза, закидывая голову, безбожно растягивая слова, некий искусствовед гладкими, замусоленными, штампованными фразами вещал об искусстве. Он был тошнотворно самодоволен, его так и распирало от важности.

— Ворюга, — с презрением прошептал Дау.

— Лев Давидович, — поинтересовалась Таня, — а почему вы думаете, что это вор?

— Потому что этот искусствовед за всю свою жизнь не сделал ничего полезного. А деньги народные получает, и, вероятно, немалые.

— А я думала, одни карманники — воры, — ужасается Таня.

— Что вы! Карманники — самые безобидные.

Вечером 24 июля 1964 года по телевидению шла передача о Николае Ивановиче Вавилове.

— Когда в 1939 году ему присваивали ученую степень доктора Софийского университета, — рассказывал ведущий, — болгарский академик Дончо Костев сказал: «Сейчас в мире нет более популярного ученого, чем Николай Вавилов. Несмотря на его сравнительную молодость, нет уголка на земном шаре, где бы он не был известен». Так оно и было. И этой своей поистине всесветной известности Вавилов был обязан значительности своих научных идей, своим бесстрашным экспедициям, тем богатым дарам, которыми он одарил свою родину. Через несколько лет после его смерти это признание получило своеобразную форму. Международный журнал «Наследственность» на своей обложке стал из номера в номер приводить список тринадцати величайших биологов нового времени. И в этом списке между именами Дарвина и Моргана мы видим фамилию русского генетика Николая Вавилова.

Дау слушал, не пропуская ни слова.

— Замечательная передача, — сказал он и попросил Таню запомнить, когда будет продолжение.

Он никогда не принадлежал к числу телезрителей, которые проводят вечера возле телевизора, но «Последние известия» и хорошие кинофильмы любил смотреть. Никогда не прогонял от телевизора сына, в этом отношении мальчик пользовался гораздо большей свободой, чем другие дети.

Однажды, когда Лев Давидович сидел в саду, скрипнула калитка и на дорожке показалась тоненькая фигурка. Дау встрепенулся.

— Коруша, — сказал он жене, — к нам идет какая-то девушка. Кажется, очень хорошенькая.

Девушка поздоровалась, назвала себя.

— Я студентка факультета журналистики, — сказала она. — Разрешите задать вам несколько вопросов.

— Пожалуйста.

Она заглянула в свой вопросник: