Лев Ландау

«На примере Ландау — это надо подчеркнуть еще раз — мы убеждаемся, как много может сделать человек, посвятивший любимому делу всю свою жизнь, при этом он критически относился к “великим людям” в науке и был весьма самокритичен. Это проявлялось во многом. Например, Ландау ставил себя ниже “по классу”, чем ряд других физиков своих современников. Здесь нужно объяснить, что у него была квалификационная шкала “по достижениям”. Классификация производилась по пятибалльной системе, причем в логарифмической шкале. Использовались десятичные логарифмы, т. е. физик класса 1 сделал в 10 раз больше физика класса 2 и т. д. Пятый класс был отведен патологам, т. е. тем, чьи работы Ландау считал патологическими. В этой шкале из физиков нашего века только Эйнштейн имел наивысший класс, т. е. отметку 0,5, Бор, Гейзенберг, Шредингер, Дирак и некоторые другие имели класс 1, а себя Ландау относил сначала только к классу 2,5 а потом перевел в класс 2 и, кажется, наконец, в класс 1,5 [2]. К классу 1 был отнесен и де Бройль, что вызывало некоторые возражения, но Ландау был тверд — наивысшее достижение де Бройля, пусть оно и не было подкреплено его дальнейшей деятельностью, действительно очень велико (речь идет о волнах материи). В класс 1 был помещен и Р. Фейнман, — пишет В.Л. Гинзбург, — который был моложе Ландау на 10 лет. В 1962 г. я встретил Фейнмана на конференции в Польше, он интересовался здоровьем Ландау после катастрофы, расспрашивал о нем самом (они никогда не встречались). В ходе разговора я упомянул, как высоко Ландау оценил результаты Фейнмана, ставил их выше своих собственных. Насколько помню, Фейнман несколько смутился и решительно заявил, что Ландау не прав. Не в этом, конечно, дело, а сам Ландау с годами все реже упоминал свою классификацию, трезво к ней относился. Замечу, что из всех, кого я сам встречал, никто не походил на Ландау больше, чем Фейнман. Это касается многого: научного стиля, некоторых манер и личных черт, увлеченности педагогическими идеями. Таланты ведь бывают весьма разными, например, Бор и Ландау прямо полярные противоположности. В то же время, как мне кажется, таланты Ландау и Фейнмана одного типа, они и люди родственного типа, их близость кажется мне прямо генетической. Конечно, различия тоже очень велики, сказались также разная среда, другое воспитание. Как жаль, что два этих замечательных физика так никогда и не встречались. Прямо горько думать об этом “характерном продукте” нашего прошлого.

Заканчивая, — пишет В.Л. Гинзбург, — эту статью, я ясно отдаю себе отчет в том, что смог лишь в небольшой мере способствовать пониманию стиля и всего научного образа Л.Д. Ландау. Утешаю себя мыслью, что по-настоящему охарактеризовать этого замечательного физика действительно крайне нелегко.

Но все же еще одно замечание. Ландау ушел от нас уже много лет назад, но мало к кому я столь часто все возвращаюсь и возвращаюсь в мыслях. То же пришлось слышать от ряда коллег. Не могу это объяснить только дружескими чувствами к Ландау, его поистине трагическим и горьким концом. Думаю, что здесь очень важно другое — Ландау был уникальным физиком и учителем физиков. Поэтому отношение к нему неразрывно связано с отношением к самой физике, такой дорогой и близкой многим из нас».

Осенью 1964 года был создан Институт теоретической физики (ИТФ) имени Л.Д. Ландау.

Сравнительно молодое учреждение пользуется большим авторитетом во всем мире и выдает все новые интересные результаты.

Ученики Ландау — их так много, чтобы назвать всех, потребовалось бы немало времени — продолжают активно работать. И ученики его учеников, ставшие известными учеными, считают изначальным своим учителем Ландау. Почти все они сейчас избраны членами Российской академии наук (РАН) — академиками или членами-корреспондентами РАН. Поэтому ниже, говоря о них, мы опускаем всюду их научные звания — сокращенно это всегда «акад.» или «чл. — корр.».

К восьмидесятилетию Ландау издательством «Наука» был выпущен сборник «Воспоминания о Л.Д. Ландау», который в отличие от некоторых изданий подобного рода оказался очень интересным — о Дау трудно писать псевдонаучную тягомотину. В сборнике приведено много его высказываний, а это украсит любой труд. Сейчас невозможно писать о Ландау, не обращаясь к этой книге, не перечитывая ее много раз, не прибегая к цитатам из статей.

Ну как можно пройти мимо живых сценок семинара Ландау, описанных Кареном Тер-Мартиросяном: