Лев Лангедока

Когда Нинетта Бриссак окончательно выздоровела, Мариетта начала все больше и больше времени уделять тому, чтобы научить Сесиль плести венецианское кружево. Спустя некоторое время число ее учениц выросло с одной до двадцати; женщины готовы были пройти расстояние в несколько миль ежедневно, лишь бы, расположившись в оранжерее вокруг своей наставницы, постичь секреты старинного искусства.

– Что такое там происходит, дьявол его побери? – недоуменно спросил Леон, доев свой завтрак и услышав разговоры и громкий смех женщин.

– Там занимаются кружевницы, ими руководит Мариетта, – совершенно спокойно ответила Жанетта, которая не видела причины обсуждать с ним новый замысел Мариетты, тем более что в последние дни с ним вообще невозможно стало разговаривать.

– Что?! – рявкнул Леон и, швырнув на стол салфетку, устремился к окну.

Там, под нависшими ветками старых яблонь, склонились над рукодельем черноволосые, светловолосые и седые головы женщин. Леон узнал молоденькую Жасинту Доде, дочку пекаря, Бабетту, мать которой умерла с год назад, а также старуху вдову Готье. В центре сияла золотом волос знакомая головка.

– Школа кружевниц, – повторила Жанетта. – Мариетта обучает женщин плетению венецианских кружев. Если она останется здесь надолго и если ученицы окажутся способными, Мариетта преобразит Шатонне, ибо это искусство наконец-то принесет ему процветание.

Леон нервно сглотнул. Он хотел бы обрушить на Мариетту свой гнев, который только и мог дать выход его взбудораженным чувствам. Но как он мог так поступить по отношению к девушке, которая делилась с другими своим драгоценным искусством, содержимым в тайне, делилась единственной своей ценностью с простыми деревенскими женщинами? Она уже преобразила его наследственный замок и теперь старалась преобразить всю округу Шатонне!

Жанетта внимательно посмотрела на сына, когда тот отошел от окна, – глаза его ничего особого не выражали, а лицо оставалось равнодушным. Он взял со стула перчатки и шляпу с пером, собираясь в свою ежедневную поездку в Лансер.

– Это называется двойной полоской, – объясняла Мариетта маленькой Жаклин Ришан; девчушке было всего девять лет, и от усердия она даже высунула язык. Мариетта провязала несколько ровных двойных петель. – А вот так над ними вывязываются розочки, для этого надо провязать петельки в обратную сторону, смотри, как это делается.

Жаклин принялась за работу со всем старанием. Теперь Мариетта уделила внимание Сесили, которая радовалась теплому солнышку и возможности избавиться хоть ненадолго от брюзжания Матильды.

– Вот так мы вывязываем узор, – заговорила Мариетта, но в эту минуту до них донесся топот конских копыт по деревянному настилу подъемного моста, и сердце у нее замерло.

Леон снова уезжал к Элизе. С трудом овладев собой, Мариетта продолжила объяснение.

– У меня в голове все путается, когда вы так говорите, – пожаловалась Сесиль.

Из оранжереи дорога на Лансер была отлично видна, так же как и всадник, который несся по ней на вороном коне.

– Тогда просто смотри, как я это делаю, – сказала Мариетта, принудив себя заговорить снова. – Вот видишь? Меняя количество петель и длину рядов, ты можешь создавать различные узоры…

Но ученица уже не обращала внимание на слова наставницы. Даже вдовая старуха Готье созерцала быстро удаляющуюся фигуру Леона, не отрывая от нее мечтательного взгляда.

– Как бы я хотела быть на месте вдовы Сент-Бев! – с чувством произнесла Жасинта, и все засмеялись.

– После старого хозяина Лансера он будет приятной переменой, это уж точно, – заметила Тереза Коле. – Не думаю, что Сент-Бев мог предложить супруге нечто большее, чем поцелуй с пожеланием доброй ночи.

– От графа она получит гораздо больше, – сказала Жасинта, и в ответ снова раздался взрыв общего смеха.

Мариетта низко наклонила голову над работой, щеки у нее горели, а на глаза едва не навернулись слезы.

– А вы помните, как он грозил убить Сент-Бева, когда услышал о браке? – раздумчиво произнесла Бабетта. – Как уговаривал отца и чуть ли не дюжину других мужчин силой воспрепятствовать старику?

– И как он твердил, что вернется за ней, даже если этого придется ждать годы, годы и годы?

Послышался общий восторженный вздох. Сесиль хихикнула и сообщила:

– Арман сказал, что все дамы в Версале побывали у него в любовницах.

– Но за исключением королевы? – прозвучал опять-таки общий вопрос, полный недоверия, хотя все та же бойкая Жасинта тотчас возразила:

– А почему бы и не королева? Она женщина, верно? Я, например, влюблена в него и влюбилась бы, даже будучи королевой.

– Уж тебе-то от него ничего не досталось бы, – заявила ее сестра, закончив размечать узор. – Ты даже свинопаса не завлекла.

Тут захихикали уже все, потому что прекрасно знали, как Жасинта увивалась за Николя Сандо, который отверг ее домогательства.

– Я слышала, как герцог говорил нашей госпоже, что любовницей графа, когда он жил при дворе, была мадам Франсина Бовуар, – поведала Сесиль. – Готова поспорить, что именно поэтому граф и не хочет возвращаться в Версаль со своей новобрачной. И он не вернется, так мне сказал Арман.