Лев Марсиканский, Петр Дьякон. Хроника Монтекассино. В 4 книгах

7. Малое время спустя святейший господин папа Лев, вернувшись из заальпийских земель, вступил в Беневент¹³ и, поскольку Дезидерий уже давно был известен Гумберту, епископу Сильва-Кандиды, и весьма мил ему, он был представлен этому папе как им, так и Фридрихом, тогдашним канцлером, и стал ему весьма близок, настолько, что часто находился рядом с ним во время служения у алтаря и неоднократно читал евангелие во время мессы, которую тот служил. В это же время названный понтифик отправился в Апулию, чтобы сразиться с норманнами; но, по приговору Божьему он был побеждён ими, вернулся в Беневент и, поставив там архиепископом Ульриха¹⁴, которого привёл с собой, примерно через девять месяцев возвратился в Рим и умер¹⁵. Между тем Дезидерий из-за чрезмерного воздержания и многочисленных бдений тяжело заболел и отправился на лечение в Салерно. Итак, в то время как он находился там какое-то время, с ним завязал крепкую дружбу Альфан¹⁶, который впоследствии получил должность архиепископа этого города, мудрейший и благороднейший клирик. В частых увещеваниях побуждая его отказаться от мира, [Дезидерий] наконец потребовал от него стать монахом, если прежде ему будет позволено отправиться в Иерусалим, как он уже давно задумал в душе. Когда это торжественное обещание было скреплено между ними, Дезидерий возвратился в Беневент и через несколько дней поручил передать этому Аль-фану, чтобы тот пришёл к нему. Поскольку тот отказывался или, вернее, боялся покидать Салерно, Дезидерий вновь отправился к нему и, когда тот из страха перед некоторыми враждебными ему людьми переоделся в его собственную рясу, вывел его ночью из города и привёл с собой в Беневент. Когда же благородные мужи и клирики начали часто посещать Альфана и надлежащим образом почитать его за великую мудрость, а намерение идти в Иерусалим начало понемногу гаснуть в его сердце, он заявил, что никоим образом, ни в какое время не желает уходить от Дезидерия; какое-то время было проведено ими в монастыре святой Софии, как вдруг распространился слух, что папа Виктор прибыл из заальпийских земель в Рим и в ближайшее время прибудет в эти края. Альфан, устрашённый такого рода вестью, ибо полагал, что его братьев обвинят в убийстве князя Гваймария¹⁷, решает пойти и упредить папу и смиренно умоляет Дезидерия пойти вместе с ним. И поскольку тот обладал удивительным умением петь и немалыми познаниями во врачебном искусстве и привёз с собой из дома некоторые книги по этой науке, то твёрдо надеялся приобрести немалое влияние при дворе верховного понтифика. Итак, когда он составил и приготовил какие мог лекарства, они вместе с архиепископом этого города отправились к римскому понтифику в Тоскану и застали его во Флоренции. В скором времени они стали пользоваться у него большим доверием и с ними обращались довольно почтительно. Но, когда они уже пробыли там какое-то время, Дезидерий доподлинно узнал, что папа не намерен идти в эти земли и даже собирается, сверх того, в скором времени отправиться за горы; вместе с тем понимая, что дальнейшее пребывание при дворе понтифика ничего ему не даст, он начал всячески уговаривать Альфана, чтобы тот настойчиво просил папу о разрешении вернуться. За несколько дней до этого в аббаты нашего монастыря братьями был избран Пётр¹⁸, который для утверждения своего назначения отправил тогда к папе двух братьев этого места. И вот, Дезидерий, найдя уже давно желанную возможность, вместе с Альфаном приходит к римскому понтифику, и они, разом пав ему в ноги, умоляют позволить им вернуться и добавляют в качестве просьбы, чтобы он через монахов, которые пришли к нему из Монтекассинского монастыря, соизволил направить их сюда для более благочестивой жизни и в своих письмах рекомендовать их аббату и братьям. Папа согласился, и они таким образом, как и просили, были отправлены в наш монастырь вместе с названными братьями. Достойно принятые аббатом и братьями, они присоединились к ним и весьма почтительно и смиренно жили среди них какое-то время, пользуясь всеобщим расположением и получив от этого аббата посвящение в монахи, в то время как Фридрих радовался их приходу более, чем следовало.