Лев Петров

Потому что она не проснулась, чтобы сказать — да. Не она раздвинула бедра, это сделал я. Она не открылась мне. Я брал и беру, медленно проводя членом по ее влажной пизде и погружаясь обратно. Возможно, она еще не проснулась, чтобы сказать — да, но подписала соглашение со мной за несколько часов до этого.

Ее лицо искажается еще сильнее, кожа становится белой, как простыня, и на ощупь она кажется странно холодной. Я останавливаюсь. Знаю, говорил, что хочу ее напугать, хочу погоняться за ней и насытиться, но это нечто иное. Я хочу вселить в нее страх Божий и послать все к черту, а не позволить какой-то другой силе превратить ее тело в ледышку от страха. Какого хрена?

— Принцесса?

Ее глаза пылают от ужаса, и она смотрит на меня. Нет, сквозь меня. Она трясет головой. Тревожно хнычет.

— Пожалуйста, — ее голос хрупкий, испуганный. Умоляет меня не о большем, а о том, чтобы я остановился. Или умоляет кого-то другого?

Образ того, как кто-то причиняет ей боль, заставляет тело вибрировать от гнева. Мой разум захлестывает ярость, но я беру себя в руки и смотрю на Айви, которая уставилась в пустоту.

— Маленькая воровка? — обхватываю ладонями ее лицо, и глаза фокусируются.

Следует удивление, она вздыхает с облегчением, ее тело прижимается ко мне. У меня болит в груди. Мне нравится, что она чувствует себя в безопасности рядом со мной, но бесит, что она чего-то боится настолько, чтобы искать утешения у меня.

— Лев?

— Ты ждешь кого-нибудь еще? — слегка рычу и толкаюсь вверх, ее рот приоткрывается. Я смотрю на лицо, выискивая дальнейшие признаки, но страх исчез, кожа начинает краснеть. Ее руки скользят по моим бокам и запутываются в волосах, узкие бедра сжимаются и принимают мой член.

— Нет, — она сглатывает. Ее глаза не двигаются; они впиваются в меня в темноте, как будто она боится отвести взгляд и осознать, что это сон, а не то, чего она несколько минут назад боялась.

— Тебе это приснилось, — шепчу я, обхватывая ее за попку и перекатывая на спину.

Мой вес заставляет вжиматься глубже, и ее рот приоткрывается, а глаза смотрят на меня с благоговением. Удовольствие вытягивает ее черты в нежную, восхитительную гримасу. Я вытаскиваю член и толкаюсь обратно, выбивая воздух из ее горла. Она шипит.

— Ты была напугана.

— Я думала… — голос прерывается, ресницы трепещут, и она качает головой. — Я в порядке.

— Болит? — я поворачиваюсь, вытягиваюсь и снова погружаюсь глубже. Ее киска держит меня глубоко, что вздрагиваю, борясь с желанием кончить в нее. Она такая чертовски тугая. Я бы отказался от своего пристрастия к молочным коктейлям, только чтобы почувствовать вкус этой женщины.

— Д-да, — напевает она. — Но боль приятная, — признается Айви, прикусив губу.

— Расскажи мне о своем сне, — она качает головой.

Мои толчки отбрасывают кровать к стене, ее тело слишком маленькое подо мной, но она берет меня, принимает все это, черт возьми, пока я сердито вхожу в нее. Кто-то причинил ей боль, и это распутывает веревки ярости, которые я пытался связать в узел в своем сознании.

— Мне нужно кого-нибудь убить, принцесса? — толкаюсь сильнее, находясь глубоко. Ее бедра прижимаются к моим, требуя большего. Она качает головой.

— Я думаю. — Толчок. — Ты. — Толчок. — Лжешь. — Толчок. — Мне, — рычу я.

Айви громко стонет. Она умоляет меня тихо, затем все громче, пока трахаю ее. Мне плевать, если вся квартира услышит. Она чертовски идеальна. Ее глаза полны покорности. Это невероятно красиво.

Обхватываю ее горло и раздвигаю ноги, стоя на коленях, продолжая двигаться внутри нее.

— Пожалуйста.

— Пожалуйста, что?

— Возьми меня в лес, — умоляет она.

Я поворачиваюсь на сиденье, наблюдая за тем, как Айви играет с краем короткого платья, которое заставил надеть. Под ним она обнажена, а на ногах — кроссовки, которые сам ей завязал.

— Видишь ту поляну? Хочу, чтобы ты направилась туда. А дальше можешь бежать куда угодно.

— Что, если мы здесь не одни? — шепчет она, вглядываясь в темноту.

— Тогда это их похороны. Если ты побежишь, Айви, я буду преследовать и убью любого, кто встанет у меня на пути, — говорю хрипло. Это было моей фантазией задолго до того, как я смог понять необходимость получать удовольствие от страха других. Нахожусь ли я в клетке или в постели, мне это нужно.

Мне подыгрывали женщины, но они обычно превращали это в игру. Притворялись.

Я не хочу играть. Я хочу охотиться.

— А что со мной будет? — она оглядывается на меня, ее волосы безвольно свисают на грудь.

— Я накажу тебя за попытку побега, — тихо признаюсь я.

Она хмурит брови. Я могу наслаждаться острыми ощущениями от погони, но суть в том, что не хочу, чтобы она была далеко от меня. Я хочу, чтобы она была в безопасности.

Позволяя ей убежать, мой позвоночник сжимается от страха, которого не понимаю. Я хочу охотиться на нее так же сильно, как мне нужно ее защищать.