Так что последовала долгая минута-другая, когда казалось, что события могут забурлить, и Сим взвел свой чудовищный самострел. Юный Джейми, захваченный происходящим, приподнялся на носочки и напрочь лишился своеобычной шепелявости, когда взревел, трясясь от ярости, с раскрасневшимся детским лицом:
– Вы не войдете! Вас всех повесят. Мы вас повесим, всенепременно!
– Цыц, – осадил его Сим, хлопнув отрока по плечу, но тот лишь опалил его взором.
– Как смеешь ты разговаривать со мной подобным образом! – огрызнулся он. – Однажды я буду посвящен в рыцари!
Последовала резкая затрещина, и отрок, вскрикнув, зажал ухо. Сим же натянул рукавицу обратно и положил ладонь на приклад самострела, нимало не смутясь.
– Ныне я посвятил тебя в рыцари. Ежели будешь еще дерзить старшим, Джейми Дуглас, будешь посвящен в рыцари дважды.
Теперь он упомянул о сей оказии Хэлу – просто чтобы тот оторвал взгляд от отроков. Встрепенувшись от нелепости происшествия, Хэл сумел выдавить блеклую улыбку.
– Ей-богу, уповаю, что он запамятует сие, когда войдет в силу, – поведал он Симу. – А то тебе понадобится сей дюже большой самострел, дабы помешать ему дать твердый ответ на сию оплеуху.
Внезапно разразившиеся сиплые вопли заставили обоих резко повернуть головы, и здоровенное лицо Сима Врана сбежалось хмурыми морщинами.
– Чего еще занадобилось сему? – спросил он, и Хэлу не требовалось уточнять, кого он имеет в виду, ибо изрядная часть переполоха происходила внутри и окрест величественного полосатого шатра графа Бьюкенского.
– Его жена, никак иначе, – сухо ответил Хэл, и Сим рассмеялся – тихонько, как пересыпающаяся зола. Где-то наверху, подумал Хэл, бросив взгляд на темную башню, сидит графиня Бьюкенская, дерзкая и красивая Изабелла Макдафф, упорствуя во лжи, что наведалась в гости к Элинор Дуглас лишь по случаю.
Похоже, Бьюкен один во всей Шотландии не знает наверняка, что юный Брюс и Изабелла барахтаются друг с другом и стали любовниками, как выразился Сим, с той поры, как голыши юного Брюса опустились куда надо.
Несмотря на весь юмор, смеяться тут нечего. Граф Бьюкенский – Комин, друг Баллиолов Галлоуэйских, архиврагов Брюса. Король Баллиол был назначен четыре года назад Эдуардом Английским, а после лишен регалий только в прошлом году, едва выказал строптивость. Теперь в королевстве, якобы управляемом из Вестминстера, воцарилась смута.
Но все старые междоусобицы так и бурлят в котле королевства, и довольно будет сущего пустяка, чтобы варево убежало. Скажем, найти неверную жену, задравшую ноги к небесам, подумал Хэл.
Отделившийся от тьмы клок заставил обоих вздрогнуть, но при звуке сдавленного смешка тут же чуточку пристыженно снять руки с эфесов.
– Истинно, реку вам, тешится человек доброй воли, коли его еще стращаются два столь бравых молодца.
Во мраке прорисовалась облаченная в темные одеяния фигура Древлего Храмовника. Он захихикал, и его белая борода затряслась. Хэл кивнул – и из вежливости, и из осторожности, ибо Древлий Храмовник представляет Рослин, коему Сьентклеры Хердманстонские приходятся ленниками.
– Сэр Уильям… Хвала Господу.
– Во веки веков, – откликнулся Храмовник. – Коли имеете минутку, есте нужны оба.
– Истинно? И кому же?
Голос Сима был достаточно сдержан, но без признаков почтения к титулу. Древлий Храмовник и бровью не повел.
– Графу Каррикскому, – провозгласил он, закруглив дело довольно гладко, и они кротко последовали за Древлим Храмовником навстречу тусклым угасающим огням зала и башни.
Мужчины прибыли в хорошо обставленный покой с сундуком, лавкой и креслом, а равно и свежими циновками, благоухающий рассыпанными по ним летними цветами. Тонкие восковые свечи медово рдели во мраке, отбрасывая высокие, угрожающие тени – вполне под стать здешнему настроению, подумал Хэл.
– Ты его видел? – с напором вопросил Брюс, выхаживая вперед-назад, выпятив нижнюю губу и дико помавая руками. – Видал ты его? Раны Господни, мне пришлось собрать все терпение, чтобы не разбить костяшки об его окаянную ухмылку.
– Весьма достохвально, государь, – отозвался сумрачный силуэт, разбирая платье со сноровкой знатока. Хэл уже видел этого типа – темную тень за спиной Брюса. Ах да, Киркпатрик, припомнил он.
Брюс пнул циновки. Фиалки взмыли кверху и осыпались дождем.
– Оный был со своим серебряным