Чуть позже всадники сообразили, что этот громадный зверь не собирается ни останавливаться, ни отворачивать в сторону. Балиус устремился прямо в гущу, лязгая направо и налево своими большими желтыми зубами. Хэл, опустив руку с мечом почти к боку коня, вскинул ее круговращательным ударом, исторгшим из всадника вопль, но толчок был едва заметным, и Хэл продолжал нестись вперед, занося меч вдоль головы животного на другую сторону. Потом рубанул в обратном направлении, и кто-то еще заорал.
А потом враг остался позади, и Балиус, знавший дело ничуть не хуже Хэла — пожалуй, лучше, решил он, — проехался с разгону, подсев задом, обдирая стальными подковами корни и одновременно разворачиваясь.
Они ринулись обратно так же внезапно, как налетели, и Хэлу едва хватило времени увидеть трех человек в грязи и лошадь, барахтающуюся на спине, прежде чем снова врезаться в гущу противника, хрипло дыша и занося руку в кольчужной рукавице, чувствуя в ней тяжесть окровавленного клинка.
Балиус ударил грудью пони, отскочившего назад, но громадный конь потерял разгон из-за помехи и потому взвился на дыбы и выбросил ноги, чудовищными копытами раздробив плечо пони и колено всадника.
Другой конник выхватил страшный меч и хлестнул несчастную лошаденку, чтобы подъехать сбоку и нанести удар. С другой стороны от Хэла еще один всадник размахивал секирой, почти полностью развернувшись назад на скачущей прочь лошадке; оружие с лязгом отскочило от щита Хэла.
Тот принял сокрушительный удар меча, загородившись железной полосой поручи на правом предплечье — самодельной железной клеткой от запястья до локтя, — и оказался лицом к лицу с нападавшим, разинувшим в крике алый рот, в кожаном шлеме, со спутанной бородой цвета старой кости и злобно сощуренными глазами. Врезал толстым яблоком рукояти меча между щелками глаз, а потом свирепо нанес удар назад, когда Балиус совершил мощный скачок, вырываясь из скопления. Почувствовал, как клинок дернулся, но не знал, куда попал.
Потом они оказались у передней повозки и снова развернулись. Балиус шумно выдувал воздух, фыркая и топая копытами. Сим Вран в телеге нацелил арбалет и выстрелил, но Хэл не видел, в кого он попал.
А затем всадников не стало. Суматоха, крики и замешательство кавалькады продолжались, и женщины не прекращали визжать, но атакующие вдруг исчезли так же стремительно, как и появились. Впереди хромала лошадь, волоча поводья. Три трупа валялись, как груды старого тряпья.
Спрыгнув из телеги, Сим направился к Джоку Недоделанному, сидевшему в грязи с мокрой задницей и вывернутой рукой.
— Зело больно зашиблена, но не сломана, — заметил он уродливому низкорослому бойцу. — Урон получила лишь твоя гордыня, плюхнувшаяся с осла на задницу.
— Мулова задница вислоспиного мерина, — кисло согласился Недоделанный, растирая руку.
Сим хлопнул его по плечу, отчего Джок скривился, а Сим рассмеялся. Из-под повозки выполз человек, блекло улыбнувшись Симу и закивав головой, и поспешил прочь, будто крыса, ищущая нору, прижимая к груди кожаный мешок.
Спешившись, Хэл погладил мягкую морду Балиуса с жесткими волосками, сверкающими росой, как бриллианты, от собственного жаркого дыхания коня, и повел к трупам. Сим увязался по другую сторону коня.
— Сущие черти из сатанинских чресел… Кто они, как помышляете? — спросил он, пошевелив одно тело ногой. Грязные, чумазые трупы, увешанные разношерстными предметами краденых доспехов, скалили желто-коричневые зубы.
— Неприятели, — лаконично отозвался Хэл, и Сим согласился. В конце концов оба решили, что они из числа мародеров Уоллеса, выбравшиеся на
В кавалькаде оказалось четверо убитых — три женщины и конюх Пекс. С одной из покойниц только-только поладил Джок Недоделанный, так что день у него явно не задался, на что друзья не замедлили ему указать. Кто-то еще спросил о человеке с костылем, но никто уже не рассчитывал увидеть его вновь.
Хэл подъехал к Изабелле, выпутывавшей свои юбки из телеги, а Псаренок, ее преданный слуга, дожидался рядом, чтобы помочь ей снова сесть верхом.
— Все ли с вами благополучно? — спросил Хэл, внезапно встревожившись из-за ее хромоты. Изабелла обернулась; ядовитый ответ уже вертелся у нее на кончике языка, но, увидев его озабоченное выражение, она проглотила желчь и тут же растерялась, ощутив внутри толчок, — именно так должен толкаться в утробе ребенок, как ей всегда казалось.
— В синяках, — ответила она, — но лишь верховой езды, сэр Хэл. Кто они?
Он восхитился тем, как графиня приняла события, чуть ли не позавидовав близости к ней Псаренка, когда она забиралась обратно в свое дамское седло.