Лев с ножом в сердце

— Мне некого больше любить…

Исчез плешивый Малютка с ушами, исчезли рыдающий Митрич, мельтешащий Аспарагус, остался лишь несчастный из песни, которому некуда больше спешить… да нас двое во всем мире…

— Мне некого больше любить…

Юра слушал, раскрыв рот, не сводя взгляда с певиц — пышной красавицы и ее товарки в скромном, темном, почти монашеском одеянии, с длинными волосами, забранными в пучок на затылке. Голоса их сливались: низкое хищное гудение красавицы и глуховатый теплый голос бледной монахини… «Сестры, — думал Юра. — Сестры? Похожи…»

Митрич на четвереньках вскарабкался на подиум, расцеловал Иру. Повернулся ко мне.

— Это моя дочь, — с гордостью сказала мать.

— Дочь? — Митрич покачнулся в изумлении. — Как… дочь?

— Моя девочка.

— Ну, Ирка! — воскликнул Митрич и протянул мне руку.

— Лиза, — сказала я.

— Оч-ч-ень приятно, — он сдавил мою ладонь, рывком прижал к своей груди, посопел в ухо. — Просто не верю, что такая дочь! Правда?

Мама Ира улыбнулась лукаво. То ли да, то ли нет.

— Красивая женщина, — вздохнул Юра.

— Слишком, — заметил Павел, — по мне так…

— Я про ту, в черном.

— В черном? — Павел присмотрелся. Пожал плечами. — А эту патлатую я припоминаю вроде. Красивая пацанка была, но оторва редкая…

— А теперь споет Лиза, — объявила громко мама Ира, протягивая мне гитару. — Давай, доча!

Если бы я выпила меньше или не пила вовсе, я бы немедленно умерла на месте от ужаса. Но теперь мне море было по колено, и я осталась жива. И даже взяла гитару, невнятно подумав, что этот миг останется со мной навсегда.

Это не я стояла в кругу света. Не я, а… Неизвестно кто. Я ее не знала. Неизвестно кто чуть тронул струны, прошелестел неслышно:

— Надев перевязь и не боясь… — и замолчала. Тишина стояла абсолютная. Тишина и ожидание.

— Надев перевязь и не боясь, — повторила я.

Ни зноя, ни стужи, ни града,
Шел рыцарь и пел
В поисках Эльдорадо…

Музыку придумала я сама когда-то давно. А эти стихи всегда брали за душу тайной и грустью. Светлана Семеновна, вырастившая меня, любила эти стихи…

Но вот уж блестит седина на висках,
Сердце песням больше не радо,
Хоть земля велика,
Нет на ней уголка,
Похожего на Эльдорадо.
Устал он идти…

Триумф, триумф!

Прекрасный незнакомец, кареглазый с седыми висками, помог мне спуститься с подиума. Я покачнулась и на миг припала к его сильному плечу. Он проводил меня к столику.

— Видел, как Федька хвост распустил? — обратился капитан Астахов к своему другу Савелию Зотову. Друзья заскочили на минутку в «Тутси», все были свободны в этот вечер, так удачно получилось. — Смотри, Савелий, и запоминай, как нужно снимать… — Коля хотел сказать «телку», но, сделав скидку на трепетность друга, сказал «женщину». — Видишь, как она к нему прижимается, а он сейчас телефончик, то да се… И готово!

— Жениться ему пора, — заметил Савелий.

— Жениться? Федьке? На хрен? — удивился капитан.

— Ну, вообще… — замялся Зотов.

— Он же философ! Ему семейная жизнь противопоказана. Видел, как он на рыцаря полетел?

— На какого рыцаря? — не понял Савелий.

— Из песни, с сединой.

— А-а-а… Это Эдгар По, хорошие стихи. Перевод Ивана Бунина. Переводить стихи трудно…

— Не знаю, не пробовал, — заметил капитан.

— Верю тебе на слово… — пробормотал Савелий.

— Угадайте, кого я видел? — оживленно спросил Федор, вернувшись к столику.

— Ты нам зубы не заговаривай, — перебил его капитан. — Мы тут с Савелием насмотрелись на твои подходы. Телефончик хоть взял?

— Я не обсуждаю всуе свои отношения с женщинами, — высокомерно ответил Федор.

— Значит, не дала, — хладнокровно заявил капитан. — Стареешь, Федька.

— Парня с кладбища, — продолжал Алексеев, не обратив внимания на выпад капитана. — Третий столик слева. Да не смотри ты туда, Савелий! Не так явно. Никакого понятия! Детективы читаешь?

— Бабские, — встрял капитан. — Там больше про любовь.

— Я его знаю, — сказал Савелий.

— Интересно, — удивился Федор. — Откуда?

— Он работает на станции техобслуживания, на Пушкина.

— На Пушкина, — повторил Федор. — Знаю, у меня там родитель…

— Кто? — не понял Савелий.

— Отец его студента, — объяснил капитан. — У Федьки везде блат. Ты лучше про девушку, — перевел он стрелки.

— Девушка как девушка, — отозвался Алексеев рассеянно. — Хорошая. Прекрасный голос.

— Мне больше понравилась блондинка, — признался капитан. — Хотя личный опыт подсказывает, что это… та еще фигура.

— Откуда ты знаешь? — заступился за незнакомку Савелий.

— Я же мент, у меня чутье как у собаки, — заметил Николай довольно мирно. Концерт произвел на него самое благотворное действие, и наивные замечания оторванного от жизни Савелия больше не вызывали протеста. — Опасная птичка…

— А дочь ничего, — продолжал Зотов.

— Не похоже, что дочь, — произнес задумчиво Федор. — Или я ничего не понимаю в женщинах…