Лев Святого Марка. Варфоломеевская ночь

– Понимаю, сударь. Но бывают времена, когда придурковатый с виду парень может сослужить хорошую службу, в особенности когда он слишком дорожит своей шкурой. Если вам что понадобится, только скажите, все будет исполнено.

Через два дня утром отряд подъезжал к замку. Старый сержант, ехавший с двумя из своих людей несколько впереди, остановил коня и подъехал к Филиппу.

– В замке происходит что-то необычное, сударь, – сказал он. – Флаг поднят, а его не поднимали со времени смерти графа. Смотрите, там какие-то всадники снуют в воротах.

– Поедемте скорее, – ответил Филипп, и через десять минут они въезжали во двор замка.

Франсуа выбежал Филиппу навстречу.

– Как я рад, что ты приехал! – сказал он. – Я уже послал верхового к тебе навстречу, чтобы поторопить тебя. Жребий наконец брошен. Вчера было собрание вождей гугенотов в доме адмирала Колиньи, и к моей матери прибыл вестник от моего кузена де Лану. Адмирал и Конде получили известия от одного друга при дворе, что на тайном заседании королевского совета решили заключить принца в темницу, Колиньи казнить, швейцарцев распределить между Парижем, Орлеаном и Пуатье, эдикт о веротерпимости отменить и употребить самые суровые меры, чтобы не допускать гугенотского богослужения. Адмирал все еще стоял за необходимость помедлить; но брат его, д’Андело, доказывал, что если еще будут ждать, то всех вождей гугенотов посадят в тюрьмы и сопротивление станет невозможным. Со времени последней войны и так уже более трех тысяч гугенотов умерло насильственной смертью, и невозможно допустить, чтобы это число бесконечно увеличивалось. К д’Андело присоединилось большинство, и адмирал вынужден был уступить. Потом последовало совещание, какие меры следует предпринять, и решено поднять восстание сразу во всей Франции двадцать девятого сентября. Нашей армии поручено рассеять швейцарцев, захватить в плен кардинала Лотарингского и затем просить короля о восстановлении нарушенных прав гугенотов, об удалении кардинала из королевского совета и о высылке всех иностранных войск из пределов государства. Как видишь, нам остаются только две недели на приготовления. Мы только что послали вестников ко всем нашим друзьям-гугенотам, чтобы в назначенный день они были готовы выступить в поход со своими вассалами.

– Зачем поднят на замке флаг, Франсуа? Это привлекает внимание, – заметил Филипп.

– Сегодня день моего рождения, и все думают, что флаг поднят в честь этого дня, но на самом деле мы воспользовались этим предлогом и подняли флаг для того, чтобы созвать сегодня в замок всех наших друзей и вассалов. Я и ты тоже, разумеется, присоединимся с нашими воинами к отряду де Лану.

В следующие за тем дни в замке проходила необыкновенно оживленная деятельность. То и дело приходили дворяне-гугеноты. Пятидесяти воинам, которым предстояло сопровождать Франсуа, был сделан смотр и выдано оружие, равно как и вассалам и их слугам, приходившим в замок. Хотя все эти люди оставались в неведении насчет предстоящих событий, они чувствовали, что приближается кризис, и суровые лица их выражали удовольствие.

Относительно похода было решено, что отряд Франсуа направится на соединение с адмиралом в Шатильон-сюр-Луан, где должны были собраться с своими отрядами все вожди гугенотов, а вместе с ними и Франсуа де Лану.

Путь этот был бы весьма опасен, если бы католики узнали о готовящемся восстании, но тайна его была так хорошо сохранена, что французский двор, находившийся в то время в Мо, даже не подозревал, что ему грозит опасность. Правда, из Нидерландов дали знать о намерениях гугенотов, но это известие встретили недоверчиво, тем более что шпион, посланный в Шатильон наблюдать за Колиньи, донес, что адмирал усердно занят наблюдением за сбором винограда.

Вечером 26 сентября отряд, состоявший из пятидесяти четырех солдат и телохранителей Франсуа и четырех воинов Филиппа, выстроился во дворе замка в полном вооружении, в кольчугах и шлемах, со знаменем Франсуа. Пастор совершил молебен, испросив у Бога благословение оружию гугенотов, а графиня сказала воинам горячую речь, увещевая их помнить, что они сражаются за право свободно молиться Богу.

Потом она нежно обняла сына и Филиппа, трубы дали сигнал «На коней!», и отряд выехал из ворот замка.

Молодые предводители вскоре сняли шлемы и отдали их своим слугам, ехавшим за ними.

– Кольчуга, может быть, окажется полезной в битве, – сказал Филипп, – но теперь без нее было бы лучше.

– Согласен, – ответил Франсуа. – И если бы нам нужно было биться только с дворянами, вооруженными мечами, я стал бы сражаться без кольчуги, но против копейщиков приходится защищаться ею. Впрочем, я не чувствую ее тяжести теперь, когда освободился от шлема, который, правду сказать, весьма тяжел.

– Мне кажется, Франсуа, что кольчуга скоро должна выйти из употребления, потому что не защищает от пуль и ядер и только стесняет свободу движений, – сказал Филипп. – Ведь пока человек в кольчуге соберется нанести мне удар, я дважды успею поразить его.

Глава V В походе