Это подтверждается записями Толстого, сделанными 29, 30 августа и 12 сентября, в дни отъездов жены из Кочетов. «Софья Андреевна уехала со слезами… Я очень, очень устал. Вечером читал. Беспокоюсь о ней» (12 сентября). «Прощалась очень трогательно, у всех прося прощение. Очень, очень мне ее любовно жалко… Ложусь спать. Написал ей письмецо» (29 августа). «Грустно без нее. Страшно за нее. Нет успокоения» (30 августа).
Только по дневникам Толстого, а никак не по свидетельствам третьих лиц мы можем судить об истинном его отношении к жене в последние месяцы их жизни. Здесь были и любовь, и привычка, и жалость к ней, и ужас перед ее поведением, и постоянное желание уйти, и понимание того, что уход станет жестоким поступком по отношению к больной жене.
Но именно присутствие «третьего лица» в этой истории заставило ее развиваться по тому сценарию, по которому она развивалась.
Об этом замечательно точно сказано в письмах Т.Л. Сухотиной-Толстой брату Сергею, написанных из Рима в Россию в начале 30-х годов, когда Татьяна Львовна читала изданные Сергеем Львовичем дневники их матери. Приведем выдержки из этих писем.
«А он ее нежно и глубоко любил. И только потому он раньше не ушел. Раздражала она его неистово. И не мудрено. Надо было иметь огромный запас терпения, чтобы выносить ее приставания, ее желание выставить себя, с одной стороны, несчастной жертвой, отдавшей всю жизнь злому, противному мужу, и с другой – моложавой, с высокими стремлениями, милашкой. Но отец видел ее положительные стороны, которые были ему трогательны: ее усилия превозмочь свои дурные стороны, ее старания быть лучше. И она была ему бесконечно жалка. Не люби он ее – он давно бы ушел из дома».
«Конечно – мы оба заслуживаем одного упрека: это то, что мы недостаточно активно вмешались в махинации Черткова и Саши. В жизнь же родителей надо было вмешаться только для того, чтобы дать им сговориться между собой без всяких посредников и „отстранителей“ отца от матери».
«…ты в событиях 1910 г. больше всех винишь Сашу. Это, по-моему, неверно. Перенесись в ее тогдашнее настроение. Она одна жила в Ясной и глубоко чувствовала драму, которая там разыгрывалась, с другой стороны, ей было очень и очень лестно, что отец назначил ее наследницей; она не понимала, что она была лишь подставным лицом. Вообще никого винить не следует, даже Черткова. Что такое Чертков? Не будь он „другом, издателем, продолжателем дела“ Льва Толстого, он был бы ничтожеством. А без завещания в его пользу он лишился бы главного, даже единственного дела своей жизни, и его честолюбию и тщеславию был бы нанесен жестокий удар. Он и носился с папа, как с писаной торбой».
Чертков и сыновья
Можно по-разному относиться к сложной личности Черткова.
Но вот непостижимый с нормальной человеческой точки зрения факт. Зная о реакции, которую он вызывает в С.А., он с конца июня 1910 года ежедневно (иногда два раза в день) приезжает в ее дом, на ее глазах ведет тайные переговоры с ее мужем, готовя окончательный текст юридического завещания, направленного против нее.