Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

В конечном счете оба подхода преследуют одну и ту же цель: построение Царства Божьего на земле исключительно человеческими усилиями. С точки зрения реформаторов-утопистов, евангельская эсхатология доселе понималась неправильно – на самом деле земля есть место приготовления не только к небу, но и к новой, праведной земле[355].

Однако ни та, ни другая схема в действительности не имеют под собой абсолютно никаких евангельских оснований. Напротив, в этих двух подходах заложена опасность тотального искажения евангельской истины, искушения представить Христа либо только добрым и страдающим моралистом, либо социальным реформатором. И К. Н. Леонтьев убедительно показал, что всеобщая гармония и благоденствие на земле не являются целью христианской жизни и христианской проповеди и не достигаются прогрессом всего человечества, а проповедь отвлеченной любви и отвлеченной морали – распространенное явление, которое на самом деле также противоречит целям и задачам, смыслу христианства, именуется христианством только по недоразумению.

Любовь без страха и смирения есть фетиш, самообман и иллюзия, следствие «романтической избалованности нашей» и «приятных порывов сердца»[356]. Более того, с точки зрения К. Н. Леонтьева, проповедь «бесстрашной любви», гордое стремление «пресных боголюбцев» сразу оказаться в «сыновьях» Божиих, связанное с ним непризнание ада и вечных мук есть подготовка царства Антихриста[357].

Это и есть принципиальная установка, на которую бессознательно работал Толстой всю свою жизнь. Утверждая принцип добра, любви, разума, он готовил приход того «духа зла», который «выступает не прямо, как разрушитель и человеконенавистник, а, наоборот, как гуманист, задающийся целью создать царство всеобщего счастья, конечно, непременно на земле без Преображения ее <…> Призрачный блеск добра – такова основная ложь диавольской природы»[358].

Именно против этого соблазна своевольной, «тихо и скрытно гордой или шумно тщеславной»[359] любви без страха и смирения и направлена в первую очередь книга К. Н. Леонтьева. Фактически его позицию поддержал (заочно) святитель Феофан Затворник, который в 1881 г. отметил: «Приятно встречать у некоторых писателей светлые изображения христианства в будущем, но нечем оправдать их»[360].

Не случайно, заметим еще раз, К. Н. Леонтьев поистине пророчески добавляет, что тот, кто пишет о любви «будто бы христианской», не принимая вероучительных основ христианства, есть самый обманчивый и самый опасный враг христианства, для которого Бог есть в лучшем случае «отвлеченная общая сущность», а результатом, итогом его проповеди очень часто могут быть «действия злобы и разрушения у тех из их последователей, которые завистливее, решительнее, грубее их или больше их чем-нибудь в жизни обижены»[361].

По-видимому, К. Н. Леонтьеву еще и в голову не приходит, насколько эти слова приложимы к Л. Н. Толстому уже в этом, 1882 г. Рассказ Л. Н. Толстого «Чем люди живы» был впервые опубликован в декабре 1881 г. в журнале «Детский отдых». По всей видимости, и Н. С. Лесков не представлял себе, насколько он был близок к истине, когда писал о критике К. Н. Леонтьева: «…г. Леонтьев усмотрел ересь не в том, что граф Толстой сказал, а в том, что он не досказал»[362].

Но уже в конце жизни К. Н. Леонтьеву было суждено убедиться в том, насколько проницателен был его анализ: как свидетельствует его переписка, он был прекрасно знаком с главными философскими сочинениями Л. Н. Толстого[363].

Я думаю, не нужно объяснять читателю, почему критика К. Н. Леонтьева на долгие годы стала непопулярной, а его имя для многих поколений русский интеллигентов являлось зловещим символом обскурантизма и реакции. Брошюра К. Н. Леонтьева не учитывала магии имени Л. Н. Толстого, того неравновесия имен, которое имело место в диаде «Л. Н. Толстой – К. Н. Леонтьев»: первый – гениальный писатель, второй – человек умный, но неудачник. Показательно, что даже люди, которые теоретически должны были сочувствовать К. Н. Леонтьеву в критике «нового христианства» Л. Н. Толстого, фактически отреклись от него. И. С. Аксаков назвал его скорее церковником, чем христианином, а О. А. Новикова, сестра генерала А. А. Киреева, даже заявила, что Леонтьев «добрел до чертиков», причем этот ее отзыв был тем более печален, что Новикова состояла в переписке с самим Леонтьевым, а Леонтьев даже работал над статьей о ней. Всецело положительную оценку брошюра К. Н. Леонтьева получила только у Т. И. Филиппова, который сказал, что она заслуживает распространения тиражом в десятки тысяч экземпляров.