Лев Толстой. «Пророк без чести»: хроника катастрофы

«В шестидесятых годах такую толпу могла бы собрать только лекция по физиологии, а в семидесятых – по политической экономии, а вот в начале восьмидесятых почти вся университетская молодежь спешит послушать лекцию о христианстве».

Флоровский Г., прот. Пути русского богословия. С. 310.

Таким образом, именно благодаря «религиозному вектору», заданному русскими мыслителями, материалистическая, позитивистская парадигма в 60–70-е гг. XIX в. перестает рассматриваться в качестве безальтернативной, что дает В. В. Розанову основания для важнейшей констатации: «Общество, сперва удивленное и негодующее, но и очарованное их словом, вначале поодиночке и потом массами, точно поволоклось ими в противоположную сторону, чем куда шло; в жизни его совершился перелом, и мы стоим теперь на совершенно иных путях, нежели те, на которых мы стояли еще так недавно»[22].

Итак, 1881 год, роковой для всей России (убийство императора), был роковым для русской литературы (смерть Ф. М. Достоевского) и для всей русской культуры (духовный переворот Л. Толстого). Можно согласиться с И. Л. Волгиным: в реформах императора Петра I был дан старт и задан вектор не только политического и социального развития России, но и ее умственно-духовного движения, новой культуры. К концу 1870-х годов этот процесс приводит к рождению очень своеобразного духовного продукта, параметры которого определяются двумя факторами:

а) глубокое недоверие к традиционным формам религиозности, критика Церкви и духовенства, возрастающая роль новых и интенсивно развивающихся политических институтов, философии, науки (в первую очередь – естествознания), возрастающая зачарованность перед Природой и ее законами;

б) и в то же время потеря еще недавно столь модным позитивизмом своей притягательной власти и силы, неспособность науки и философии дать ответ на самые глубокие и интимные запросы человеческого духа, полная беспомощность научного знания перед другой властью и силой – иррациональным, мистическим господством зла в человеке и обществе, объяснить которое убедительно наука так и не смогла[23].

Именно поэтому и в Европе, и в России современники Л. Толстого начинают искать новые возможности объяснения неясного в духовной жизни.

Что такое секуляризация?

«Во второй половине XIX века все способствовало усилению соперничества, которое пытается навязать Богу Живому вселенская Необходимость. Немецкая метафизика и французский позитивизм завершали построение той тюрьмы, за решетки которой однажды ухватится какой-нибудь Бергсон и из которой Клодель, подобно тому, как это было некогда с апостолом Петром, будет чудесным образом освобожден».

Кардинал Анри де Любак

Как я уже подчеркивал, важнейшим фактором эпохи 1860–1870-х гг. является научно-технический прогресс. Выдающие открытия европейских ученых, в первую очередь в области естественных наук, реализовывались в технике и производстве, которые, в свою очередь, способствовали созданию более совершенных измерительных приборов и бурному развитию промышленности.

Возник своеобразный циклический процесс, результаты которого были столь впечатляющими, что создавали постоянно растущую мотивацию к дальнейшим научным исследованиям (техническая циклотимия). И не только к исследованиям. Научные достижения рождают в европейском менталитете представление о безграничных возможностях человека, его таланта, духовного потенциала. Наука становится настоящим идолом, тотальное поклонение которому приобретает тем более искренний характер, чем больше научные достижения ассоциировались с задачей общественного и бытового прогресса, роста уровня труда и жизни человека, возможности более эффективного использования медицины и т. д.

Но и в области наук гуманитарных происходят принципиальные сдвиги, имеющие далеко идущие последствия. Рождается историко-критический метод, история оказывается в значительной степени наукой недоверия к источникам, совершенствуются методы филологического анализа.