Лев Толстой против всех

Интересно, что при всем рационализме толстовства оно, попав на народную почву, обрастало своей мифологией. Так, павловские крестьяне верили, что в саду Хилкова «росло дерево, приносящее добрые плоды, и кто вкушал того плода, то тот познавал, в чем добро и зло»[20].

Еще один пример такого пограничного религиозного движения — так называемые духоборы-постники, выделившиеся в середине 1890-х годов из среды традиционного духоборства в особое течение именно под влиянием толстовской проповеди. После переезда с помощью Толстого и толстовцев в Канаду от преследований российского правительства они раскололись еще раз. В результате нового раскола образовалась группа «Сыны свободы», решившая бороться с цивилизацией при помощи террора. Ее члены начали уничтожать сельскохозяйственную технику, поджигать школы и линии электропередачи. Как и павловские события, деятельность духоборов-свободников опровергает распространенное убеждение, что проповедь Толстого нельзя использовать для обоснования насилия.

Вообще, толстовство легко подвергалось радикализирующим трансформациям. Несмотря на то значение, которое сам Толстой придавал земледельческому труду, некоторые его последователи отказывались пахать и сеять, так как это насилие над живым организмом матери-земли. Нередко толстовцы не ели не только мясо и рыбу, но и растительную пищу, не пили не только спиртное, но и чай (и тем более кофе), отказывались называть свое имя и место рождения, ибо всё это формы казенного учета, придуманные государством для закрепощения подданных. Уже упоминавшийся толстовец Трегубов планировал своего рода «новое крещение» Руси: он мечтал провести в Киеве «крестный ход», по окончании которого участники выбросят в Днепр новых идолов — иконы и хоругви.

Но, конечно, прямое насилие действительно для толстовства крайне нехарактерно, все-таки их этос строился на прямо противоположных основаниях. Известен случай, когда двух толстовцев заперли в вонючей и душной арестантской. Когда один из них стал колотить в дверь, требуя их выпустить, другой объяснил ему, что такого рода протест против насилия невозможен с точки зрения учения Толстого, и первый усовестился и признал свои действия «соблазном и падением».

Один из индийских поклонников Толстого уверял, что, живи писатель в Индии, он был бы объявлен новым воплощением Будды или Кришны[21], и в этом утверждении было гораздо меньше восторженного преувеличения, чем может показаться нам сейчас. «Над Толстым горит теперь такой венец, какого при жизни не имел решительно ни один человек — „с основания земли“ и с начала человеческой истории»[22], — писал уже русский его современник Петр Перцов, относившийся к Толстому весьма критически, а потому едва ли склонный в данном случае к гиперболам.

Проповедь Толстого имела самые разные следствия. Не без его влияния возникли, например, «Собрания русских фабрично-заводских рабочих города Санкт-Петербурга» священника Георгия Гапона, увлекшегося толстовством еще в полтавской семинарии. Толстой оказал огромное влияние на религиозные и общественно-политические движения по всему миру, например на Махатму Ганди, на русскую литературу: так, Пастернак проецирует свой путь на путь Толстого («Нельзя не впасть к концу, как в ересь, / В неслыханную простоту»), строит роман «Доктор Живаго» во многом по образцу «Воскресения». Пафос земледелия как идеального занятия для любого человека сказался на опыте первых палестинских кибуцев, создававшихся евреями — выходцами из Российской империи, многие из которых находились под сильным влиянием проповеди Толстого.

Лев Толстой и Достоевский Автор протоиерей Георгий Ореханов