Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923

Основным направлением творчества Шеридан стало создание скульптурных портретов. Ко времени окончания мировой войны она уже стала известным художником, создав бюсты изобретателя Гульельмо Маркони, премьер-министра Великобритании Герберта Генри Асквита, писателя Герберта Уэллса, своего кузена Уинстона Черчилля и ряда других знаменитых лиц, а также своих близких. В октябре 1920 г. по предложению Красина, возглавлявшего советскую экономическую делегацию в Лондоне, Клер приехала в Москву. Цель поездки была двоякой: она хотела своими глазами увидеть и оценить тот «новый мир», который пытались создать большевики, и в то же время, эмоционально проникнув в их образ мыслей и действий, воспроизвести скульптурные образы новых государственных руководителей, прежде всего Ленина и Троцкого. В Москве Клер познакомилась с Балабановой, и та посоветовала скульптору отказаться от создания бюстов вождей и вместо этого взять в качестве моделей «типичных представителей рабочих и крестьян, особенно работниц, чьи страдания и героизм столь наглядно выражены на их лицах» [1140]. Но Клер не вняла советам и остановилась на Ленине с Троцким. Ленин сразу согласился позировать, и работа над бюстом была выполнена быстро, причем, как вспоминала Шеридан, доступ в кабинет Ленина был проще, чем в кабинет Троцкого [1141].

С Троцким все было сложно, так как он в это время не находился в Москве. Клер приехала в русскую столицу одетая налегке и страшно замерзала. Красин обещал, что ей выдадут пальто и что она сможет начать работу над бюстом Троцкого, как только тот вернется с фронта. Действительно, когда вскоре Троцкий появился в Москве, обещание было выполнено. За Клер была прислана легковая машина, которая прибыла вовремя, что ее удивило, имея в виду неразбериху, царившую в советской столице. На вопрос, почему водитель Троцкого приезжает без опозданий, кто-то неудачно пошутил и ответил, что предыдущий шофер своей непунктуальностью довел Троцкого до бешенства и нарком в пылу гнева его пристрелил. «Этому верило большинство людей, – писала Клер. — То, что машина Троцкого была единственной машиной в Москве, которая прибывала пунктуально, казалось тому подтверждением» [1142].

Оказавшись в приемной Троцкого, она увидела целую группу «молодых солдат». Один из них позвонил своему начальнику с вопросом, может ли войти британская дама. Пройдя мимо часового с винтовкой, стоявшего у входа в кабинет, Клер впервые столкнулась с Троцким. «У него были очаровательные манеры, но он не улыбался» — таково было первое впечатление. Кабинет Троцкого был устроен в комнате, которая напомнила Шеридан обширное дворцовое помещение. Его глубина, высокие колонны создали у нее впечатление, что раньше здесь располагался бальный зал. После первых вступительных вежливых слов (Троцкий поинтересовался, не холодно ли ей, и, услышав, что холодно, приказал прислуге растопить камин) началась работа. Клер уже приступила к эскизам, когда Троцкий, глядя на нее в упор, сказал, что ему доставляет удовольствие смотреть на нее [1143].

Внешний вид советского наркома произвел на Шеридан неотразимое впечатление. По ее воспоминаниям, у Троцкого было несколько асимметричное лицо, как будто состоявшее из двух различных частей. «В анфас он был Мефистофилем, его брови подняты вверх, а нижняя часть лица тонула в острой и непокорной бородке. Наиболее выразительными были глаза; у них было удивительное свойство зажигаться и сверкать, как электрическая искра; он был живым, активным, впечатлительным, moquer [1144], он обладал магнетизмом, которому он был очевидно обязан своим уникальным постом». Правда, Клер тут же оговаривалась, что не служба революционному делу делала его таким, каким он был, а он сам своими качествами придавал особый смысл своему делу.

Троцкий предстал перед искушенной в любовных делах Клер прежде всего не как политик или военный, а как неотразимый мужчина. Возникшее чувство влечения было взаимным. После нескольких первых встреч, когда Троцкий специально позировал ей по пять минут каждые полчаса, он однажды предложил Клер приехать к нему поздним вечером, чтобы поработать только при электрическом свете. Избранный для этого повод был смехотворно детским: целесообразность поработать на закате дня он обосновывал тем, что художница выглядела утомленной. Начались интимные вечера, и остается только догадываться, как именно они протекали. Шеридан в своих мемуарах рассказала, естественно, только часть из того, что происходило между ней и наркомом между чаепитиями, творческой работой и рассказами Троцкого о своей жизни в эмиграции и о Гражданской войне. Неудивительно, что Троцкий показался Клер более человечным, чем Ленин, которому в своих воспоминаниях она почти не уделила внимания. Владимир Ильич отнесся к Клер как к художнице, лепящей его бюст. А Лев Давидович, когда Клер появлялась в его кабинете, целовал ее замерзшие руки и согревал их у камина.