Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923

«Ленин: — Допустим, что принят ваш план. Мы отказались подписать мир, а немцы после этого переходят в наступление. Что вы тогда делаете?

Троцкий: — Подписываем мир под штыками. Тогда картина ясна рабочему классу всего мира.

— А вы не поддержите тогда лозунг революционной войны?

— Ни в коем случае.

— При такой постановке опыт может оказаться не столь уж опасным. Мы рискуем потерять Эстонию или Латвию… Очень будет жаль пожертвовать социалистической Эстонией, – шутил Ленин, – но уж придется, пожалуй, для доброго мира пойти на этот компромисс [364].

— А в случае немедленного подписания мира разве исключена возможность немецкой военной интервенции в Эстонии или Латвии?

— Положим, что так, но там только возможность, а здесь почти наверняка» [365].

Таким образом Троцкий и Ленин действительно договорились о том, что мир будет заключен, но не после предъявления ультиматума, а после начала наступления германских войск.

Сам Троцкий лишь однажды коснулся этого вопроса, причем в статье, оставшейся неопубликованной. В ноябре 1924 года, отвечая на критику по поводу издания им «Уроков Октября», Троцкий написал статью «Наши разногласия», где касательно Брест-Литовских переговоров указал: «Не могу, однако, здесь не отметить совершенно безобразных извращений Брест-Литовской истории, допущенных Куусиненом [366]. У него выходит так: уехав в Брест-Литовск с партийной инструкцией в случае ультиматума — подписать договор, я самовольно нарушил эту инструкцию и отказался дать свою подпись. Эта ложь переходит уже всякие пределы. Я уехал в Брест-Литовск с единственной инструкцией: затягивать переговоры как можно дольше, а в случае ультиматума выторговать отсрочку и приехать в Москву для участия в решении ЦК. Один лишь тов. Зиновьев предлагал дать мне инструкцию о немедленном подписании договора [367]. Но это было отвергнуто всеми остальными голосами, в том числе и голосом Ленина. Все соглашались, разумеется, что дальнейшая затяжка переговоров будет ухудшать условия договора, но считали, что этот минус перевешивается агитационным плюсом. Как я поступил в Брест-Литовске? Когда дело дошло до ультиматума, я сторговался насчет перерыва, вернулся в Москву и вопрос решался в ЦК. Не я самолично, а большинство ЦК, по моему предложению решило мира не подписывать. Таково же было решение большинства всероссийского партийного совещания. В Брест-Литовск я уехал в последний раз с совершенно определенным решением партии: договора не подписывать. Все это можно без труда проверить по протоколам ЦК» [368].

То же самое следует из текста директив, переданных в Брест по поручению ЦК Лениным и предусматривающих разрыв переговоров в случае, если немцы к уже известным пунктам соглашения прибавят еще один — признание независимости Украины под управлением «буржуазной» Рады.

15 (28) января Чернин вернулся в Брест. Днем позже туда прибыл Троцкий. 17 (30) января состоялось первое в этой сессии пленарное заседание. Под влиянием событий на Западе советские делегаты намерены были тянуть время в надежде на то, что «в ближайшие недели» разразится мировая революция [369]. Это не осталось незамеченным для делегаций Четверного союза, и 19 января (1 февраля) они сделали пробный шаг на пути к сепаратному соглашению с Украиной: подтвердили Троцкому, что считают Украину под управлением Украинской народной рады независимым государством [370].