Лев Троцкий. Большевик. 1917–1923

Троцкий возвратился в Петроград в 5 часов утра 31 января (13 февраля). Он сразу направился в Смольный, где доложил Ленину о том, что произошло, и в этот же день выступил на совместном заседании большевистской и левоэсеровской фракций ВЦИКа. На заседании в Петросовете, где Троцкий тоже выступил, он указал, что Германия, скорее всего, не сумеет «выслать войска против социалистической республики. 90 шансов из 100 за то, что наступление не удастся, и только 10 шансов за наступление. Но я уверен, что наступления не будет» [410]. «Это был единственно правильный выход… — комментировал Зиновьев. — Мы, несмотря на все… крики отчаяния «правых», глубоко убеждены, что наступления со стороны немецких империалистов быть в данный момент не может» [411]. Позицию Троцкого в тот день большинством голосов поддержали все: и Петросовет, и ВЦИК, и Центральные комитеты большевиков и левых эсеров [412]. Днем раньше Исполком Петербургского комитета партии также высказался за разрыв переговоров с немцами, против политики «похабного мира» [413]. 30 января (по ст. ст.) за разрыв переговоров выступил также Моссовет [414]. Позиция Троцкого была поддержана левыми эсерами [415] и одобрена немецкими коммунистами. Последние, как и Троцкий, считали, что «при крушении переговоров Центральные империи вряд ли будут в состоянии причинить России новый крупный военный ущерб, несмотря на нынешнее состояние русских армий. Война на русской границе все больше должна была бы сходить на нет» [416]. Такого же мнения придерживался считавшийся экспертом по Германии Радек [417].

Германские военачальники стояли, однако, на совершенно иной позиции. Давно искавшее повод для новых конфликтов с МИДом командование поддержало Гофмана, высказавшись против Кюльмана. Гофман настаивал на том, чтобы в ответ на заявление Троцкого перемирие было прекращено; военные действия возобновлены [418], войскам была бы поставлена задача взять Петроград и открыто поддержать Украину против России. Тем не менее 10–11 февраля (по н. ст.) требование Гофмана было проигнорировано. И в торжественном заключительном заседании 11 февраля (по н. ст.) Кюльман «встал полностью на точку зрения, выраженную большинством мирных делегаций, и поддержал ее в очень внушительной речи» [419]. Троцкий победил. Его расчет оказался верен. Состояние «ни мира, ни войны» стало фактом.

В это время в Берлине проходили события судьбоносные для германской истории. Канцлер Гертлинг, в целом поддерживавший Верховное главнокомандование, обратился к Вильгельму, настаивая на том, что заявление Троцкого — это «фактический разрыв перемирия». Правда, Гертлинг, в отличие от Гофмана, не предполагал объявлять о возобновлении войны, но он намеревался сделать заявление о прекращении 10 февраля действия перемирия (по условиям соглашения о перемирии это дало бы Германии с 18 февраля свободу рук) [420]. И хотя Гертлинг еще не объявлял о начале военных действий против России, было очевидно, что он клонит именно к этому.

МИД, как и прежде, выступал против, выдвигая теперь на первый план соображения внутриполитического характера. Германских «социал-демократов до сих пор удавалось удерживать в руках только благодаря тому, что они в некоторой степени убедились в том, что политика правительства направлена на достижение не завоевательного, а братского и равноправного мира, – писал 12 февраля по н. ст. в официальной записке Г. Бусше, один из заместителей Р. Кюльмана. — Последние недели показали, сколь большая опасность возникнет в том случае, если в массах рабочих укрепится мысль, что правительство хоть сколько-нибудь пытается затормозить продвижение к миру или ставит препятствия на его пути. Последняя забастовка… была вызвана… все возрастающей потребностью в мире среди широких слоев народа, а также недоверием к мирной политике правительства… Говорить о спокойствии рабочих масс никак нельзя. Состояние, как и прежде, весьма неустойчивое. При любом внешнем поводе, который даст агитаторам материал для новых предположений о недостаточном стремлении правительства к миру, следует ожидать возобновления забастовки, причем во много большем масштабе… Троцкий своим заявлением о том, что война закончена де-факто, дает нам фактическую возможность ликвидировать состояние войны на Востоке, а также практическую свободу рук в проведении на занятых нами территориях тех предупредительных мероприятий, которые необходимы для нашего будущего» [421].

Тем не менее 13 февраля на состоявшемся рано утром в Гамбурге Коронном совете под председательством кайзера было окончательно решено продолжать военные действия против России [422] и считать заявление Троцкого фактическим разрывом перемирия с 17 февраля (поскольку Троцкий делал заявление 10-го). Предполагалось, что официальное заявление о разрыве будет сделано германским правительством сразу же после того, как пределы Советской России покинет находившаяся в Петрограде германская дипломатическая миссия во главе с графом В. Мирбахом [423].