Лев Троцкий. Оппозиционер. 1923-1929

3 декабря большая группа оппозиционеров (121 человек, включая Троцкого) представила съезду заявление, разъяснявшее их позицию и ставившее целью, как они полагали, консолидировать партию[690]. Заявление касалось трех главных моментов. Во-первых, в нем подчеркивалось отсутствие программных разногласий с партией: «Указывая на существование и рост термидорианских опасностей в стране и на недостаточный отпор им, мы никогда не считали и не считаем, что наша партия или ее ЦК стали термидорианскими». Во-вторых, говорилось, что партии нечего скрывать от беспартийной массы: «Осведомление беспартийных о внутрипартийных делах должно вестись с объективным изложением существующих в партии точек зрения, как было при Ленине» (при Ленине в марте 1918 г. даже делегатам большевистского съезда не выдали для ознакомления текст Брестского договора, так что ссылка на Ленина была не более чем общепринятая, банальная спекуляция на созданном партией культе личности Ильича). Наконец, подписавшие заявляли, что, не отказываясь от своих взглядов, в целях единства партии прекращают фракционную борьбу, категорически отвергают путь второй партии, настаивают на возвращении в партию исключенных и освобождении арестованных за оппозиционную деятельность. Иными словами, оппозицией был предпринят новый тактический ход, преследовавший двойную цель: восстановить в партии исключенных и предотвратить дальнейшее исключение из ВКП(б) основной массы оппозиционеров в обмен на обязательство распустить фракцию.

Заявление оппозиции не впечатлило Сталина. Обещание распустить фракции не раз делалось и вряд ли было выполнимо, так как сохранение взглядов означало их пропаганду, а именно это и рассматривалось сталинским руководством как основное проявление фракционности. Реальной предпосылкой для роспуска фракции могли бы быть заверения в отказе от своих взглядов. Но звучало это несколько дико, и в искренность такого стремительного идеологического перерождения вряд ли кто-то мог поверить. На съезде была образована неофициальная и по существу негласная комиссия по делам оппозиции, которая вступила в переговоры с лидерами оппозиционеров. Комиссия заявила, что представленное съезду заявление оппозиции совершенно недостаточно и что необходимо другое заявление, о «капитуляции»[691].

На съезде удалось выступить лишь нескольким оппозиционерам. Самой важной и яркой речью был доклад 5 декабря близкого друга Троцкого и известного в партии коммуниста Раковского[692], воспринятый поддерживающей Сталина аудиторией как прямой вызов. Можно предполагать, что основные тезисы доклада Раковского были предварительно согласованы с Троцким. И это было еще одной причиной, по которой речь Раковского с одинаковым вниманием слушали и союзники, и противники, хотя выступавший успел остановиться только на вопросах международного положения СССР. Начал он с повторения известного заявления оппозиции на июльско-августовском пленуме ЦК и ЦКК о том, что перед лицом внешнего врага ее деятели будут безусловно и безоговорочно защищать СССР под руководством существующих органов партии и Коминтерна. Но, отмечая, что область международных отношений требует максимального единства партии, а внешний враг — самый опасный враг партии и пролетарской диктатуры, Раковский указал на необходимость честно анализировать недосмотры, промахи и ошибки руководства во всех областях, в том числе во внешней политике. ЦК же недооценивает политику международной буржуазии, направленную на международную изоляцию СССР; в докладе Сталина проявлен неоправданный оптимизм, основанный на некотором росте симпатий мирового пролетариата к СССР, не подкрепляемый, однако, революционными выступлениями: «Тот факт, что пролетариат Англии никак не реагировал на разрыв дипломатических сношений с СССР, происшедший по инициативе английского правительства, должен нас предостеречь от выводов о слишком значительном революционизировании европейских масс», — предупреждал Раковский.

Раковскому понадобились невероятное самообладание, сдержанность и сосредоточенность, чтобы выступать с трибуны съезда, так как уже после первых его слов со всех сторон начали раздаваться грубые и оскорбительные выкрики: «Контрреволюционное выступление», «Троцкий послал Раковского использовать трибуну съезда», «Вы — несчастные изменники» и т. п. Когда же оратор попытался перейти к внутрипартийным делам, истерия стала особенно злобной. Под этот аккомпанемент председатель собрания заявил, что время, отведенное для выступления оратора, истекло, хотя было очевидно, что регламент нарушен не Раковским, а хулиганскими выкриками клакеров[693].