Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940

На суде выделялись две группы обвиняемых. Одна из них — старые и всему миру известные большевики, вторая — никому не известные молодые люди, в числе которых были «прямые агенты ГПУ» (Троцкий и Седов почему-то продолжали называть НКВД старым названием). Последние необходимы были, чтобы доказать причастность Троцкого к террору, установить его связь с Зиновьевым, указать на связь Троцкого с тайными службами нацистской Германии. Во вторую группу входил, в частности, В.П. Ольберг, который действительно в начале 30-х гг. работал за рубежом, поддерживал связь с немецкими троцкистами и Троцким, обратился к Троцкому с несколькими письмами, заявил о своем желании оказывать Троцкому помощь и даже стать его секретарем. Проживавшие в Берлине и встречавшиеся с Валентином Ольбергом стронники Троцкого заподозрили, что он является агентом ОГПУ, и предостерегли Троцкого от личных контактов. Тем не менее в январе — апреле 1930 г. Троцкий послал Ольбергу шесть писем, в которых давал советы относительно развертывания оппозиционной коммунистической деятельности в Германии, но ни словом не упоминал о своих сторонниках в СССР[579]. В связи с повторявшимися со стороны Седова требованиями прекратить общение с Ольбергом Троцкий в 1932 г. прервал с ним переписку. И вот теперь, в августе 1936 г., Ольберг был выставлен в качестве обвиняемого на первом московском открытом судебном процессе и «признался», что был послан в СССР Троцким для организации убийства Сталина и совершения терактов. Ольберг дал самые обширные показания, составившие 262 страницы. Он показал, что являлся «эмиссаром» Троцкого в Германии и пользовался его «абсолютным доверием». Он же «рассказал» о связях Троцкого с Гестапо, был приговорен к смертной казни и расстрелян.

Был ли Ольберг изначально советским агентом, как утверждал на страницах «Бюллетеня оппозиции» Седов, или же искренним троцкистом, пытавшимся в свое время помочь Троцкому в тяжелую минуту, так и осталось загадкой. Не являвшиеся сотрудниками НКВД «старые большевики» на процессе вели себя не лучше. «На скамье подсудимых сидели разбитые, загнанные, конченые люди. Перед тем как убить их физически, Сталин искромсал и убил их морально. Капитуляция — наклонная плоскость: еще никому не удавалось на ней остановиться. Раз став на нее, нельзя не скатываться дальше, до самого конца», — писал заграничный орган «большевиков-ленинцев» с пониманием, Что осуждать выведенных на процесс обвиняемых, к которым применялись различные формы воздействия, совершенно бессмысленно. Бюллетень описывал, как высшие партийные деятели в борьбе за собственную жизнь, но и за жизнь и благополучие своих родных и близких, жен и детей шли на все новые и новые унизительные «капитуляции», «признавая» участие в террористических актах и подготовке покушений на Сталина, Ворошилова, Кагановича и других советских руководителей.

Особое внимание следователи НКВД уделили пребыванию Троцкого в Копенгагене. Они пытались показать, что именно там Троцкий встречался осенью 1932 г. с подсудимыми, убеждая их начать организовывать теракты против руководителей СССР. Копенгаген был избран потому, что являлся европейской столицей, в которую легко и быстро можно приехать из любого европейского города. (Описать не происходившие на самом деле встречи в Турции или небольших французских городках и деревушках людям, там не бывавшим, было абсолютно невозможно.) Однако и здесь не все прошло гладко для обвинителей. Подсудимый Э.С. Гольцман, являвшийся советским хозяйственным работником и находившийся в командировке в Германии, заявил на суде, что встречался с Седовым в Копенгагене в вестибюле гостиницы «Бристоль». Гольцман, возможно, перепутал Копенгаген с Парижем, где гостиница «Бристоль» существовала и считалась одной из лучших и самых известных. А вот в Копенгагене она была снесена в 1917 г. Встречаться с Седовым в Копенгагене Гольцман вообще не мог, так как в датской столице находился в этот момент Троцкий. Седов же оставался в Германии и получил разрешение выехать из страны с правом возвращения только для мимолетной встречи с родителями на Северном вокзале в Париже, когда Троцкие через Марсель возвращались в Турцию. В течение всего пребывания Троцкого в Дании Седов находился в Берлине, что подтверждалось, например, телефонными квитанциями о ежедневных разговорах Седова с родителями.