Лев Троцкий. Враг №1. 1929-1940

Из всего этого приходится сделать вывод, что, вопреки мнению Арча Гетти, оппозиционный блок в 1932 г.[356] сформирован не был и к концу 1932 г. Троцкий потерял последние надежды на влияние среди членов ВКП(б). С уважением и почетом его имя упоминалось только среди бывших членов партии, находившихся в заключении и ссылке. Так что к моменту, когда Троцкий писал свое секретное послание в Политбюро, он был прекрасно осведомлен о репрессиях, обрушившихся на бывших оппозиционеров, и не должен был рассчитывать на возможность вернуться в СССР и служить партии в обмен на нереальное (со стороны Троцкого) обещание воздерживаться от критики.

Следует отметить, что это было не первое секретное послание Троцкого в Политбюро ЦК. Первое предыдущее обращение Троцкий написал в Москву 15 февраля 1931 г. по поводу судебной тяжбы с немецким издателем Шуманом. Это дело было связано с отказом Троцкого сотрудничать с издателем и выполнить подписанный с ним ранее договор на издание книги «Моя жизнь», ибо Шуман, как оказалось, напечатал в своем издательстве книгу А.Ф. Керенского, в которой, в частности, утверждалось, что Ленин и Троцкий во время Первой мировой войны были платными агентами германского правительства.

Дело рассматривалось в немецком суде, и организатор Октябрьского переворота посчитал, что советское правительство должно помочь Троцкому очиститься от обвинений бывшего главы Временного правительства России и представить в суд материалы, защищающие честь партии большевиков и ее руководителя Ленина. Оставляя в стороне те вопросы, которые разделяли его и советское руководство, Троцкий завершал свое весьма миролюбивое письмо следующими словами: «Ходом вещей судебный процесс перенесен сейчас в такую плоскость, где единство фронта является для нас совершенно обязательным. Мне нет надобности указывать вам, какими путями вам надлежит вмешаться в дело, чтобы помочь суду выяснить истину. В вашем распоряжении имеются все необходимые печатные и архивные материалы. С другой стороны, берлинское полпредство в курсе всех обстоятельств процесса и может без труда предоставить все необходимые материалы в распоряжение экспертизы и представителя моих интересов, которые явно и очевидно для всех совпадают с интересами партии Ленина. Я буду спокойно ждать действий, которые вы сочтете себя обязанными предпринять»[357].

На это послание Сталин наложил собственноручную резолюцию: «Думаю, что господина Троцкого, этого пахана и меньшевистского шарлатана, следовало бы огреть по голове через ИККИ. Пусть знает свое место»[358].

Троцкий действительно «спокойно ждал» затем почти десять лет, пока Сталин не сумел «огреть» его «по голове через ИККИ», то есть руками завербованного НКВД иностранного коммуниста. Конечно, ни в 1931, ни в 1933 г. Троцкий не мог знать о резолюции Сталина, которая оставалась совершенно секретной. Но должен ли он был ожидать чего-то другого от кремлевского горца? В конце концов, возвращение в СССР означало бы в том числе и полный крах Троцкого как лидера международной левой оппозиции, а это в 1933 г. было для него совершенно немыслимо. Зачем же в таком случае было послано злосчастное письмо?

Цель письма состояла только в одном: в стремлении продемонстрировать свою добрую волю и готовность к единению и советским лидерам, и сторонникам Троцкого в СССР и за границей, и беспристрастным наблюдателям на Западе, и даже потомкам. Троцкому важно было показать, что действительным виновником окончательного разрыва была не международная левая оппозиция, а советское руководство и именно оно будет теперь ответственно за триумфальное шествие национал-социализма в Европе. Иначе говоря, письмо было тактическим ходом, заранее рассчитанным на безусловный отказ и гробовое молчание со стороны Сталина. Последующая публикация Троцким своего «секретного» документа была задумана в день его написания. Это был хороший журналистский прием опытного политика: написать «секретный» текст, выждать несколько месяцев и передать материал с грифом «Секретно» «избранным» и «дипломатам». Обо всем это свидетельствовало сопроводительное письмо Троцкого от 3 мая 1933 г., адресованное троцкистам: «При сем препровождается несколько копий секретного письма в Политбюро. Так как законный срок прошел, то письмо перестает быть секретным, хотя и не предназначено для опубликования. Лучше рассылать его «избранным», в том числе и дипломатам (не забыть Коллонтай, [Антонова-]Овсеенко и пр. Я считаю возможным предоставить иностранным товарищам [возможность] цитировать это письмо на собраниях, если им это понадобится. Использованное в таком виде, оно произведет большее впечатление, чем в печатном виде»[359].

Троцкий был совершенно прав. Такой документ производил «большее впечатление», так как ко всему тайному у людей интерес всегда больший, чем к открытому. Читать секретное послание Троцкого в Политбюро нашлось куда больше желающих, чем если бы этот текст был опубликован самим Троцким в его же малотиражных органах.