Читаем Лев Троцкий полностью

В области же железнодорожного транспорта заметным документом стал приказ Троцкого № 1042, о котором позже он сам и его сторонники в антисталинской оппозиции, а затем и в эмиграции не раз вспоминали. Этот приказ от 22 мая 1920 года был прообразом будущего отраслевого планирования советской экономики, в частности в рамках известных пятилетних планов. В приказе определялись основанные на расчетах специалистов перспективные задания по восстановлению паровозного парка с тем, чтобы к началу 1925 года страна имела около 13 тысяч «здоровых» паровозов (на весну 1920 года из 16 тысяч паровозов «здоровых» было лишь 40 процентов, то есть менее шести с половиной тысяч).

Троцкий оценивал этот план как минимальный, заложив порочную традицию «перевыполнения планов», которая вела к нарушению хозяйственных пропорций. Он, однако, утверждал: «Превышение плана отдельными дорогами и отдельными мастерскими нисколько не нарушит его стройности, а только даст возможность сократить срок с 4 1/2 лет до 4-х или 3-х». «Социалистическое хозяйство может быть только плановым, — поучал он в статье, разъяснявшей этот приказ. — Оно основано на строгом учете того, что есть, что необходимо, и того, что мы способны сделать. Приказ № 1042 дает нам такого рода учет».[732]

Постепенно всему большевистскому руководству, включая, естественно, Троцкого, становилось ясно, что без серьезного поворота политического курса власть оно удержать не сможет.

Профсоюзная дискуссия

Осознание необходимости серьезных изменений давалось непросто. Тупик, в котором оказалась партийная элита осенью 1920 года, растерянность, вызванная неспособностью сохранить эффективное руководство страной, несмотря на террор и экономические диктаторские меры, отразились в острой дискуссии, которая по форме была посвящена месту профсоюзов, а по существу превратилась в спор, как дальше руководить страной.

Троцкий вместе с другими более или менее образованными большевистскими руководителями видел, что на них с их «партийной нравственностью», желанием распоряжаться народом так, как им вздумается во имя умозрительного будущего коммунизма, наслаивается новая мощная группа кадров, в основе своей почти не имеющая образования, не обладающая управленческими способностями, но стремящаяся приобщиться к большевистской партии как средству пробраться к власти с ее привилегиями, в первую очередь материальными, а также, что также было немаловажно, с возможностью командовать.

Л. Д. Троцкий занял во время этой дискуссии привычные ему позиции. Он не был инициатором дискуссии, но именно его действия вызвали появление различных взглядов.

Весьма спорными были меры, направленные на милитаризацию экономики, на превращение соединений Красной армии в трудовые армии, на введение жесткой трудовой повинности. Но наибольшее противодействие со стороны тех, кто пытался и «невинность соблюсти, и капитал приобрести» в рамках военного коммунизма, сочетая жестокую эксплуатацию крестьянства с известными уступками рабочим, вызвало отношение Троцкого к профсоюзам.

Эти объединения, которые в условиях капитализма защищали интересы своих членов, в какой-то мере пытались и теперь выполнять функции представительства рабочих и служащих. Они не вписывались в жесткие «военно-коммунистические» догмы, лежавшие в основе планов, которые пытался реализовать Троцкий с полного одобрения Ленина. Тем не менее с существованием профсоюзов он вынужден был считаться. Вопрос был переведен в другую плоскость: как использовать их в военно-коммунистической системе. Троцкий находил ответ в открытом включении профобъединений в государственный механизм в качестве одного из инструментов для «мобилизации» рабочих на выполнение экономических задач. Постепенно созрел лозунг «огосударствливания» профсоюзов, выдвинутый Троцким.

Широкую панораму перестройки профсоюзов на началах их включения в государственный аппарат Троцкий развил на Третьем Всероссийском съезде профсоюзов в докладе «Профсоюзы и милитаризация труда».[733] Свое выступление он начал именно с обоснования милитаризации труда, пытаясь убедить слушателей, что «новая форма коллективной принудительности» выдержит экзамен на производительность. Но эта весьма скользкая тема была лишь вступлением к следующей, еще более сомнительной. Обосновывая введение единоначалия на промышленных предприятиях, оратор подменял один вопрос другим, ловко тасуя их, как карты. Он заявлял, что было бы величайшим заблуждением рассматривать введение единоначалия как «ущерб самодеятельности рабочего класса, ибо самодеятельность рабочего класса выражается не в том, трое рабочих или один поставлены во главе завода. Самодеятельность рабочего класса выражается в построении хозяйственных органов через профсоюзы, в построении советских органов через советские съезды». Иначе говоря, Троцкий рассматривал включение профсоюзов в хозяйственные органы не как ущемление их прав, что было в действительности, а как расцвет рабочей самодеятельности.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы