Лев Троцкий

Такой характер документа еще раз свидетельствовал об опасении «тройки» и «семерки», что за Троцким может пойти значительная часть партии, а также армии. Опасение усиливалось тем, что вроде бы улучшилось состояние здоровья Ленина, который в конце 1923 года стал постепенно, хотя и очень медленно выходить из паралича и, по словам Н. К. Крупской и М. И. Ульяновой, даже пытался следить за газетами и развернувшейся дискуссией.[832] Кажущееся изменение в состоянии здоровья Ленина не могло не ввергать партийную верхушку и ее лидера в панику.

Дело в том, что уже в конце октября — начале ноября 1923 года партийные боссы фактически похоронили Ленина. Бухарин рассказал несколько позже бывшему меньшевику Н. В. Валентинову, работавшему в ВСНХ, как Сталин встретился тогда с ним, Калининым, Каменевым, Рыковым и Троцким и сообщил, что дни Ленина сочтены. Сталин говорил, что смерть вождя не должна застать партию врасплох, надо подумать, как организовать похороны. Он заявил, что «товарищи из провинции» против сжигания тела Ленина, что это не согласуется с «русским пониманием любви и преклонения перед усопшим». Троцкий был возмущен: «Когда товарищ Сталин договорил до конца свою речь, только тогда мне стало понятным, куда клонят эти сначала непонятные рассуждения и указания, что Ленин — русский человек и его надо хоронить по-русски… Я очень хотел бы знать, кто эти товарищи в провинции, которые, по словам Сталина, предлагают с помощью современной науки бальзамировать останки Ленина и создать из них мощи. Я бы им сказал, что с наукой марксизма они не имеют ничего общего». Большинство присутствовавших высказались за предложение Сталина.[833]

В то время как партийные руководители заживо хоронили Ленина, неожиданно возникла, оказавшаяся иллюзорной, перспектива его возвращения к какой-то пусть неактивной, но все же умственной деятельности. Возможное вмешательство в дискуссию Ленина на стороне Троцкого оказалось бы наихудшим вариантом развития событий для сталинской группы. Этим и объяснялось стремление отделить Троцкого от тех, кого объявляли «оппозиционерами», хотя наделе никакой оппозиции пока еще не существовало.

В том же декабре 1923 года Троцкий опубликовал в «Правде» еще несколько статей, подвергавших критике бюрократическое перерождение партийных и государственных органов и содержавших предложения по хозяйственным вопросам, в отношении которых Двенадцатым съездом были приняты решения, но они не реализовывались. Эти статьи вместе с некоторыми новыми материалами Троцкий включил в брошюру «Новый курс», вышедшую в январе 1924 года, как раз накануне смерти Ленина.[834]

Ведя напряженную борьбу против сталинской группы, Троцкий использовал в ней не только чисто политические методы. Он стремился противопоставить себя большинству руководства своим более широким кругозором, обширностью знаний, свободным обращением к всевозможным темам, обсуждаемым образованными людьми. Он пытался совместить «пролетарскую революцию», воспевавшую «простых людей» как якобы носителей власти, и огрубление нравов с показным уважением к ценностям культуры и ее носителям.

Троцкий был единственным из высших большевистских деятелей, кто не только признавал совместимость «диктатуры пролетариата» с усвоением достижений культуры (на такой позиции стояли все руководители, начиная с Ленина), но и пытался перевести общие соображения в конкретную плоскость. Именно поэтому многочисленные выступления Троцкого по культурным вопросам были важной частью его политической деятельности, борьбы за самосохранение в высшем эшелоне власти и за расширение влияния путем противопоставления себя партийной иерархии.

Буквально все вопросы быта, охраны материнства, физической культуры, движения рабочих корреспондентов и т. д. освещались им в статьях с точки зрения превращения Советской России (СССР) в объект подражания со стороны низших слоев населения за рубежом. В то же время статьи показывали, что их автор при явной поверхностности был все же на голову выше по кругозору и интересам остальных членов Политбюро (исключая, пожалуй, Бухарина, начитанного, но несравненно более догматичного и боязливого, нежели Троцкий).

Особый интерес представляла группа материалов, которую позже Троцкий включил в 21-й том своего собрания сочинений под общим заголовком «Наука и революция». Сюда вошли, в частности, два важных документа — письмо академику И. П. Павлову[835] и статья «К Первому всероссийскому съезду научных работников».[836]