Читаем Лев Троцкий полностью

Со второй половины июня — начала июля 1926 года почти на всех заседаниях Политбюро Троцкий, теперь, как правило, при поддержке Зиновьева и Каменева, выступал с обоснованием оппозиционного курса. За частными расхождениями скрывались принципиальные разногласия. Заключались они прежде всего в следующем.

Сталинцы, ссылаясь на политическую неграмотность 60–70 процентов рядовых коммунистов, стремились сохранить незыблемой диктатуру властных партийных органов во главе с ЦК. В их представлении речь шла о власти небольшой олигархической группы, имевшей свои ответвления на местах в лице руководителей губкомов и окружкомов. Именно на эту группировку опирался Сталин в стремлении к личной власти. Оппозиционеры выступали за участие во власти всей партии, правда, при условии контроля со стороны «верхов». Для аппаратчиков это было неприемлемо, они боролись против оппозиции привычными методами: искажая высказывания, обвиняя в отходе от большевизма, наклеивая компрометирующие ярлыки, квалифицируя оппозицию как социал-демократический уклон от большевизма. Это было весьма дискредитирующее определение, учитывая отношение Ленина к социал-демократии.

В то же время факт возникновения более или менее значительной объединенной оппозиции усиливавшемуся сталинскому единовластию был до поры до времени как бы прикрыт завесой секретности, ибо споры происходили негласно, и сами оппозиционеры, и Троцкий прежде всего предваряли свои заявления в Политбюро и даже в ЦК надписью «Совершенно секретно».

Споры вышли на поверхность на объединенном пленуме ЦК и ЦКК ВКП(б) 14–23 июля 1926 года. Здесь в числе других обсуждался вопрос о «продолжавшейся фракционной антипартийной деятельности оппозиции» в связи с так называемым «делом Лашевича».

Сталин и его группа явно провоцировали на открытое выступление, надеясь использовать пленум для решающего удара. Троцкий и его единомышленники приняли вызов. Тринадцать деятелей, в том числе Троцкий, Зиновьев, Каменев, Крупская (она ненадолго примкнула к оппозиции), Муралов, Пятаков, обратились к членам ЦК и ЦКК с заявлением,[981] подвергавшим критике бюрократизм аппарата, который «чудовищно вырос в период после смерти Ленина и продолжает расти».

Этот документ был первым наброском оппозиционной платформы, ибо в нем выдвигались требования, которые будут затем фигурировать в новых документах. В их числе были предложения приступить к повышению заработной платы рабочих за счет сокращения бюрократии, ускорить развитие промышленности, усилить налоговый нажим на капиталистические элементы, активнее поддерживать международное революционное движение. Против Сталина и его группы выдвигалось обвинение во фракционности и приводились доказательства этого. Выдвигалось «предложение» восстановить в партии демократический режим, который позволил бы решать спорные вопросы в соответствии с его традициями.

Нечего и говорить, этот самый «партийный демократизм» был в заявлении невероятно идеализирован. Но тот факт, что на заре большевистской власти грубейшее, а порой кровавое подавление воли низов, диктатура партии сочетались с элементами того, что именовалось «демократическим централизмом» в самой компартии, что голоса ее членов выслушивались, и до 1921 года существование оппозиций рассматривалось как законное явление, был безусловен. Правда, конец такому положению положил на Десятом съезде сам Ленин при полном согласии других партийных деятелей. Так что ссылки на ленинский авторитет звучали явно неискренне.

К основному тексту было дописано «Дополнительное заявление» в связи с тем, что «дело Лашевича», внесенное в порядок дня, было превращено решением ЦКК от 20 июля в «дело Зиновьева». Оппозиционеры видели в этом реализацию давнего плана — «отсечь ряд работников, принимавших участие в руководящей работе при Ленине, и заменить их новыми элементами, которые могли бы составить надлежащую опору для руководящей роли т. Сталина».

Ближайший удар решено было теперь нанести по Зиновьеву. Причины такого поворота в заявлении не обсуждались, но было ясно, что Сталин видел в Зиновьеве более слабого и робкого противника, нежели Троцкий, и стремился его изолировать, сохраняя пока в высшей иерархии.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы