Опытным политическим наблюдателям, каковыми являлись Троцкий, Раковский, Преображенский и некоторые другие ссыльные, должно было стать ясно, что между Сталиным и Бухариным постепенно назревала жесткая конфронтация. Однако эти сдвиги воспринимались по-разному. С одной стороны, сам Бухарин попытался установить контакт с бывшими представителями оппозиции. 11 июля он нелегально встретился с Каменевым, специально вызванным им из Калуги, где тот проживал по требованию высшего начальства, и вел с ним беседу о возможном сотрудничестве в борьбе против «Чингисхана» — Сталина.[1094]
За пределы взаимного прощупывания и перемывания косточек контакты «Колечки Балаболкина» не продвинулись. С другой стороны, Сталин сам стал инспирировать слухи, что готов пойти на примирение с бывшими оппозиционерами. Надеждам на их достоверность способствовало появление выступлений с установками, напоминавшими идеи Троцкого и его соратников.В ряде писем единомышленникам, как «циркулярных», так и адресованных отдельным лицам, Троцкий предостерегал против переоценки сдвигов в правящей верхушке. Он, правда, не исключал, что в какой-то мере, в основном с формальной точки зрения, «новый курс» Сталина являлся приближением в некоторых вопросах к их позициям. Здесь следует учитывать, что ссыльные все еще продолжали считать, будто примирение со сталинской группой возможно, и эта надежда стимулировалась их довольно либеральным ссыльным режимом.
Троцкий, как помним, выполнял задания Института Маркса и Энгельса при ЦК ВКП(б), выезжал на охоту, то есть имел право на огнестрельное оружие, на лето получил возможность снять пригородную дачу, к нему в гости приезжали из Москвы родные. «Снисходительным» режимом пользовались и некоторые другие, ранее высокопоставленные, ссыльные. Правда, сотни рядовых сторонников оппозиции находились в так называемых «политизоляторах». Ссыльные протестовали против сурового режима политзаключенных, но им значительно важнее было их собственное вполне терпимое положение.
Сам Троцкий, однако, лишь в самом начале оптимистически восприняв внутренние бури в Политбюро, вскоре стал весьма скептически относиться к происходившим в Москве событиям. Он писал Раковскому 14 июля 1928 года, что Радек и Преображенский не правы, полагая, что сталинская фракция имеет лишь «правый хвост» и ее надо, мол, уговорить избавиться от такового. «Обезьяна, освобожденная от хвоста, еще не человек», — комментировал алма-атинский ссыльный с присущим ему сарказмом.[1095]
Постепенно Раковский, Сосновский и некоторые другие ссыльные вслед за Троцким начинали осознавать, что не «правые», а именно Сталин и его группа путем хитрых вывертов одерживают верх, используя партийный аппарат и доверие малообразованной массы коммунистов, склонной поддаваться инстинкту толпы. Троцкий, а за ним Раковский стремились дать анализ причин происходивших пертурбаций. В этом смысле наиболее показательно «Письмо тов. В.» X. Г. Раковского, которое он адресовал Г. Б. Валентинову, бывшему сотруднику газеты «Труд», находившемуся в ссылке в городе Великий Устюг.[1096]
В письме констатировалось усиливавшееся равнодушие рабочей массы, ее расслоение, бюрократическое перерождение партии и советской системы. Раковский разоблачал «извращения» с позиций намечаемого им демократического обновления советского общества, что было утопией, ибо не предполагало коренного изменения его социально-политических основ. Высказывал он мнение и о главном инструменте, который мог бы повлиять на общую ситуацию в партии и стране, каковым считал существенное сокращение функций партийного аппарата. Любую реформу, которая опиралась бы на партийную бюрократию, он считал нереальной.
«Письмо тов. В.» получило высокую оценку всех тех, кто был озабочен бюрократическим перерождением советской системы. Многократно к этому документу обращался Л. Д. Троцкий. Еще находясь в Алма-Ате, он предпринял усилия по распространению «Письма тов. В.». Н. И. Седова вспоминала: «Перепечатывали замечательное письмо Раковского и рассылали другим». Но существенный резонанс письмо Валентинову получило только после выезда Л. Д. Троцкого за границу. Уже в феврале 1929 года, то есть тотчас после того, как он оказался в Турции, Троцкий подробно прокомментировал анализ Раковского, выделив наиболее существенные его моменты. Вслед за этим текст письма был опубликован в «Бюллетене оппозиции (большевиков-ленинцев)», который под руководством Троцкого начал издаваться за рубежом.[1097]
Возвратимся, однако, в 1928 год, к ссыльным Троцкому и его сторонникам, между которыми происходили бурные дебаты по поводу «полевения» Сталина и отказа от «центристских» установок.