Лев Троцкий

Следующая важная тема тома — вхождение Сталина в высший эшелон власти. Здесь Троцкий обращался к многочисленным личностным параллелям. Он полагал, что официальное приравнивание Сталина к Ленину — «просто непристойность». Более того, при сопоставлении Сталина как личности с Гитлером или Муссолини преимущество оказывалось на стороне последних. Разумеется, речь идет не о содержании идей, которые лежали в основе коммунистического, фашистского и национал-социалистического режимов. Троцкий полностью остается на стороне коммунизма. Но в отношении поведения — инициативности, способности мобилизовать массы, нахождения путей влияния на различные слои — преимущество, по его мнению, не на стороне Сталина. Троцкий был первым автором, который, включив сталинский период в сферу тоталитаризма (напомним, что он отвергал характеристику ленинского этапа как тоталитарного), пошел даже далее этого, позволив себе совершенно неслыханную для коммуниста крамолу — сопоставление личностей наиболее видных в то время тоталитарных диктаторов Сталина, Гитлера и Муссолини.

Кратко остановившись на обстоятельствах назначения Сталина генеральным секретарем партии после Одиннадцатого съезда (1922), Троцкий дает представление о тех организационных формациях, которые генсек использовал, чтобы сосредоточить в своих руках личную власть («необъятную власть», по словам Ленина) и отстранить от власти главного соперника, каковым был сам автор.

Речь идет о «тройке» (Сталин, Зиновьев, Каменев), в которой Сталин по сути дела диктовал решения. Упоминается о «семерке» (шесть членов Политбюро, то есть все члены этого органа, кроме Троцкого, плюс председатель ЦКК РКП(б) В. В. Куйбышев), проводившей тайные от Троцкого заседания и координировавшей кампанию по его оттеснению. Так «тройка» и «семерка» породили в лице Сталина «туза». Образы пушкинской «Пиковой дамы» получили, таким образом, потрясающее и зловещее политическое воплощение в советско-большевистских реалиях середины 1920-х годов.

Так Троцкий приходил к главному выводу о причинах и характере установления единоличной власти Сталина. Сталин был в известном смысле «серой посредственностью» (впрочем, автор тут же оговаривается — его герой, возможно, только казался таковой, ибо обладал «исключительными чертами характера»), Для выражения этих черт были необходимы «исключительные условия». Таковые сложились при становлении «политической реакции», возникшей после величайшего напряжения в годы Гражданской войны. Именно теперь сталинские черты: упрямство, хитрость, беспощадность вместе с узостью кругозора — превратили его в вождя новой аристократии.

Этот вывод автор стремился проиллюстрировать социологическими и конкретно-историческими соображениями. Он пытался дать весьма сомнительную интерпретацию борьбы Сталина и возглавляемой им бюрократии против «правых» — группы Бухарина, Рыкова и Томского, выступавших за умеренную политику в деревне и предостерегавших против «сплошной коллективизации и ликвидации кулачества как класса». Эту борьбу Троцкий трактует как конкуренцию между бюрократией и мелкой буржуазией «за прибавочный продукт народного труда», оставляя в стороне существо дела — сталинскую «революцию сверху», завершившую после уничтожения миллионов крестьян становление тоталитарной системы, того насильственного режима, который превратил в фактических крепостных не только крестьянство, но и все население огромной страны.

Лишь отдельные зарисовки Троцкий успел сделать касательно кровавой расправы с подлинными и мнимыми врагами режима, с бывшими конкурентами и идейными противниками, с сотнями тысяч аполитичных людей, в отношении которых проводилась своеобразная «децимация» (то есть расстрел каждого десятого). Причины «большого террора», сущность кровавого замысла Сталина автор рассмотреть не успел.

В то же время в связи с третьим московским «открытым» судебным фарсом (март 1938 года), на котором в числе обвиняемых фигурировал бывший всесильный нарком внутренних дел Г. Г. Ягода, Троцкий останавливается на вопросе, который беспокоил его много лет. Дело в том, что Ягоду обвиняли, в частности, в организации убийства Максима Горького и других лиц при помощи ядов. Это приводило автора к рассуждениям об использовании ядов советскими спецслужбами еще в 1920-е годы. Следуют мемуарные фрагменты по поводу просьбы больного Ленина к Сталину снабдить его ядом. Последний сам поведал об этом на встрече членов Политбюро, которые решили вопрос отрицательно. Не обвиняя Сталина в отравлении Ленина, биограф рассуждает о зловещих качествах Сталина, которые побудили узника в Горках обратиться с подобной просьбой именно к нему…