Читаем Лев Троцкий полностью

Памяти моего отца Иосифа Чернявского, который боролся за власть Советов, но быстро разочаровался в результатах ее осуществления

…и в архивахПытливость поднесет свечу к тому,Что нынче нас слепит, живит и греет,И то, что нынче ясность мудреца,Потомству станет бредом сумасшедших.Борис Пастернак

За то, что ты утопил, тебя утопили,

но и тебя утопившие под конец утоплены будут.

Пиркей авот, глава 2, стих 7
<p>ВВЕДЕНИЕ</p>

Немалые сомнения пришлось преодолеть автору, прежде чем взяться за биографию Льва Давидовича Троцкого. Этому человеку, его политическому пути, взглядам, организациям и движениям, которые именовали себя «троцкистскими», другим сюжетам, связанным с этой личностью, посвящены сотни книг и тысячи статей. Однако, изучая эти книги и часть статей (прочитать все физически невозможно), я постепенно убедился, что достоверное жизнеописание Троцкого еще не создано.

Основная часть объемистых книг о Троцком не просто политизирована — они написаны либо с позиций сугубой ненависти к главному персонажу, либо оценивают его восторженно, в лучшем случае апологетически. Даже автор наиболее серьезной, на мой взгляд, книги о Троцком, недавно скончавшийся видный французский историк Пьер Бруэ, не смог в полной мере освободиться от социалистических пристрастий и преувеличил близость Троцкого к Ленину, черты сходства между «троцкизмом» и «ленинизмом», отстаивая обоснованность употребления самих этих терминов.[1] В несравнимо большей степени коммунистическая предвзятость характерна для трехтомной биографии, написанной Исааком Дойчером, который к тому же небрежно относился к источникам и часто подменял собственно биографию публицистическими рассуждениями общего плана.[2] Что же касается единственной крупной по объему работы, созданной российским автором, — двухтомника Д. А. Волкогонова,[3] — то она полезна заинтересованному читателю новым архивным материалом, впервые извлеченным из ряда строго засекреченных до этого фондов, однако представляет собой попытку создания именно портрета, а не биографии. Автор мечется между далеко отстоящими друг от друга эпохами, вплетая в ткань повествования темы, не относящиеся к жизни Троцкого, и допускает огромное количество ошибок и неточностей.[4]

В распоряжении читателей как в России, так и за рубежом есть масса кратких очерков разного качества, книг, посвященных частным проблемам, но нет ни одной разносторонней, основанной на первоисточниках подробной биографии Троцкого. Из такого рода очерков на русском языке необходимо выделить первую и пока единственную достоверную статью А. В. Панцова.[5]

Жизнь и деятельность Льва Троцкого были настолько насыщены, разнообразны, переменчивы, связаны с постоянными перемещениями и всевозможными контактами, что любая попытка воссоздать их в одном томе неизбежно обречена на известную долю упрощения. Просто невозможно коснуться более или менее детально той массы дел, огромного документального, печатного и рукописного, наследия, которые были связаны с активностью Троцкого.

Любой исторический труд обречен на известную долю субъективизма. Книга же, лежащая сейчас перед читателем, в определенном смысле может быть оценена как субъективная в большей степени, нежели другие. Имеется в виду необходимость отбирать среди тысяч документов Троцкого, как и связанных с его деятельностью, среди его необъятной переписки то, что автору представлялось наиболее существенным. Именно наиболее существенным, а не просто важным. Возник, таким образом, парадокс: стремление к объективному освещению деятельности персонажа неизбежно вело к какой-то доле субъективности.

Передо мной стояла задача рассмотреть деятельность Троцкого одновременно с двух точек зрения, в двух перспективах. С одной стороны, я стремился представить его в контексте эпохи, той среды, в которой он обитал, под чьим влиянием находился и на которую сам оказывал воздействие, в рамках той политической культуры, которая была свойственна первой половине XX века, отдельным этапам этого насыщенного периода. С другой стороны, я пытался рассказать о Троцком с высоты 70-летия, прошедшего после его гибели, что позволяет по-новому, на основании накопленного исторического опыта, на базе огромного количества имеющихся ныне в распоряжении историка документов оценить его личность и деятельность.

Золотое правило подлинного портретиста — представить свой персонаж так, чтобы его можно было увидеть с различных точек зрения, под разными углами. Только в этом случае персонаж предстанет панорамно, разносторонне, то есть более или менее объективно. Насколько удалось выполнение этой весьма нелегкой задачи, оценит читатель.

Перейти на страницу:

Все книги серии Жизнь замечательных людей

Газзаев
Газзаев

Имя Валерия Газзаева хорошо известно миллионам любителей футбола. Завершив карьеру футболиста, талантливый нападающий середины семидесятых — восьмидесятых годов связал свою дальнейшую жизнь с одной из самых трудных спортивных профессий, стал футбольным тренером. Беззаветно преданный своему делу, он смог добиться выдающихся успехов и получил широкое признание не только в нашей стране, но и за рубежом.Жизненный путь, который прошел герой книги Анатолия Житнухина, отмечен не только спортивными победами, но и горечью тяжелых поражений, драматическими поворотами в судьбе. Он предстает перед читателем как яркая и неординарная личность, как человек, верный и надежный в жизни, способный до конца отстаивать свои цели и принципы.Книга рассчитана на широкий круг читателей.

Анатолий Житнухин , Анатолий Петрович Житнухин

Биографии и Мемуары / Документальное
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование
Пришвин, или Гений жизни: Биографическое повествование

Жизнь Михаила Пришвина, нерадивого и дерзкого ученика, изгнанного из елецкой гимназии по докладу его учителя В.В. Розанова, неуверенного в себе юноши, марксиста, угодившего в тюрьму за революционные взгляды, студента Лейпцигского университета, писателя-натуралиста и исследователя сектантства, заслужившего снисходительное внимание З.Н. Гиппиус, Д.С. Мережковского и А.А. Блока, деревенского жителя, сказавшего немало горьких слов о русской деревне и мужиках, наконец, обласканного властями орденоносца, столь же интересна и многокрасочна, сколь глубоки и многозначны его мысли о ней. Писатель посвятил свою жизнь поискам счастья, он и книги свои писал о счастье — и жизнь его не обманула.Это первая подробная биография Пришвина, написанная писателем и литературоведом Алексеем Варламовым. Автор показывает своего героя во всей сложности его характера и судьбы, снимая хрестоматийный глянец с удивительной жизни одного из крупнейших русских мыслителей XX века.

Алексей Николаевич Варламов

Биографии и Мемуары / Документальное
Валентин Серов
Валентин Серов

Широкое привлечение редких архивных документов, уникальной семейной переписки Серовых, редко цитируемых воспоминаний современников художника позволило автору создать жизнеописание одного из ярчайших мастеров Серебряного века Валентина Александровича Серова. Ученик Репина и Чистякова, Серов прославился как непревзойденный мастер глубоко психологического портрета. В своем творчестве Серов отразил и внешний блеск рубежа XIX–XX веков и нараставшие в то время социальные коллизии, приведшие страну на край пропасти. Художник создал замечательную портретную галерею всемирно известных современников – Шаляпина, Римского-Корсакова, Чехова, Дягилева, Ермоловой, Станиславского, передав таким образом их мощные творческие импульсы в грядущий век.

Аркадий Иванович Кудря , Вера Алексеевна Смирнова-Ракитина , Екатерина Михайловна Алленова , Игорь Эммануилович Грабарь , Марк Исаевич Копшицер

Биографии и Мемуары / Живопись, альбомы, иллюстрированные каталоги / Прочее / Изобразительное искусство, фотография / Документальное

Похожие книги

Девочка из прошлого
Девочка из прошлого

– Папа! – слышу детский крик и оборачиваюсь.Девочка лет пяти несется ко мне.– Папочка! Наконец-то я тебя нашла, – подлетает и обнимает мои ноги.– Ты ошиблась, малышка. Я не твой папа, – присаживаюсь на корточки и поправляю съехавшую на бок шапку.– Мой-мой, я точно знаю, – порывисто обнимает меня за шею.– Как тебя зовут?– Анна Иванна. – Надо же, отчество угадала, только вот детей у меня нет, да и залетов не припоминаю. Дети – мое табу.– А маму как зовут?Вытаскивает помятую фотографию и протягивает мне.– Вот моя мама – Виктолия.Забираю снимок и смотрю на счастливые лица, запечатленные на нем. Я и Вика. Сердце срывается в бешеный галоп. Не может быть...

Адалинда Морриган , Аля Драгам , Брайан Макгиллоуэй , Сергей Гулевитский , Слава Доронина

Детективы / Биографии и Мемуары / Современные любовные романы / Классические детективы / Романы