Лев Троцкий

В следующие годы лекционные туры стали проводиться реже, так как Троцкий был до предела занят другими делами, но иногда (обычно раз в год) он не отказывал себе в удовольствии совершить подуделовую, полуразвлекательную поездку. О них можно судить по сохранившейся корреспонденции супругов. В начале декабря 1911 года Лев писал Наталье из Лозанны, что на следующий день едет в Цюрих, 18 декабря будет выступать в Дортмунде, затем в Льеже, Брюсселе и, наконец, Париже. «Устал очень от рефератов и бесконечной смены лиц, и бесконечных разговоров». В письмах звучали интонации молодого, влюбленного мужчины, отнюдь не стесняющегося своих желаний, а, наоборот, гордящегося ими. Он писал Наталье, что думает о ней «с замиранием сердца, с истомой в теле — в коленях и напряжением выше. Хочется отсюда протянуть к тебе, изогнуть, и пригнуть, и войти…».[279]

Письма давали любопытные представления о быте эпохи, даже о том, что написать с дороги было нелегко. «Нужно наполнить ручку чернилами, а для этого нужно промыть ее. Опять откладываешь с часу на час. А в вечерних и ночных caf6 Парижа требовать письмен[ные] принадлежности, когда все сидят, тесно прижавши локти к туловищу (от тесноты) — дело безнадежное».[280]

Наталья, впрочем, подчас считала, что у мужа в поездках возникали отнюдь не деловые контакты. Когда письма приходили реже, она впадала в меланхолию и не скрывала этого. В апреле 1913 года в ее письме Льву прорвались такие строки: «Знаешь, я иногда прихожу домой и… и ищу с тихой тоской твоего письма… Все мне не верится, что нет его…»[281] Иногда Наталья давала выход неопределенному, но, видимо, обоснованному чувству ревности. Она ощущала, что у него есть другие женщины, и это ее страшило. В августе 1913 года она писала: «Спрашиваю себя, за что, зачем и говорю себе: все, все разбито». «Никогда, никогда это у него не пройдет, никогда».[282] Но меланхолия у молодой любящей женщины таяла, возвращалась тяга к любимому и звучали другие интонации: «Милый, родной мой, пожалуйста, приезжай в воскресенье в полдень, хочу видеть тебя, Левоночек, видеть, видеть…»[283] Иногда Лев получал и детские каракули: «Милый папа, как тебе живется? Как твое здоровье? Прошу тебя, чтобы ты скорее приехал. Целую тебя. Левик». И в качестве приложения — детский рисунок «Охота в Африке».[284]

В следующие годы Троцкий продолжал участвовать в европейском социалистическом движении. Он поддерживал связь с находившимся в Брюсселе информационно-координационным органом II Интернационала — Международным социалистическим бюро (МСБ), с его председателем бельгийским социал-демократом Эмилем Вандервельде и секретарем МСБ Камиллем Гюйсмансом. По поручению МСБ Лев выполнял «представительские» поручения, которые в ряде случаев выходили за рамки намеченной миссии.

Ряд лет руководство Интернационала добивалось восстановления единства социалистического движения в отдельных странах. Наряду с громадной Россией, где в 1906 году было достигнуто формальное единство социал-демократов, хотя фактически существовали две враждебные фракции, страной, где раскол социал-демократии был открытым, являлась Болгария. Там, как уже упоминалось, действовали две Социал-демократические партии, получившие полуофициальные названия «тесных» и «широких».[285]

В 1910 году Троцкий согласился поехать в столицу Болгарии Софию на съезд партии «тесных» социалистов, чтобы попытаться убедить ее руководителей начать переговоры об объединении с «широкими». Он считал, что в случае успеха в Болгарии сможет более эффективно пропагандировать свою модель объединения российской социал-демократии.

Однако болгарская «командировка» была обречена на неудачу из-за нежелания лидеров «тесных социалистов» Димитра Благоева, Георгия Киркова, Басила Коларова идти на восстановление единства.