Лев в долине

- До некоторой степени, папа. Кажется, мне удалось сократить площадь до четверти квадратной мили.

- Невероятно! - прошептала я, как выяснилось, только для себя, потому что меня никто не слушал.

- Очень интересно! - подал голос отец Теодор, кивая, как китайский болванчик. - Я закрывал глаза и представлял себя пленником Сатаны, внимающим гласу с небес.

- Невероятно! - повторила я. - Как ты сумел изобразить столько вариантов молитвы, Рамсес? В Каире, между прочим, три сотни мечетей!

- Но на территории, которую я счел наиболее вероятным местом расположения тюрьмы, их всего тридцать-сорок, - возразил Рамсес. - Я имею в виду Старый город с его темными запутанными улочками, разрушающимися домами и некоторыми примечательными... - Он поймал мой грозный взгляд и опомнился. - В прошлый раз мы провели в Каире три недели. Тогда мне и представилась возможность заглянуть в...

- Понятно, - сказал Эмерсон. - По-моему, блестящая идея. Ты согласна, Пибоди?

Мой стаканчик уже был пуст. Я хотела попросить еще, но железная воля одержала верх над недоверием и растерянностью.

- По-моему, нам пора домой. Отец Теодор наверняка очень устал.

Отец Теодор посопротивлялся из вежливости, но было ясно, что ему не терпится от нас избавиться. С Рамсесом он прощался с причудливой смесью уважения и ужаса.

Когда мы вышли из дома священника, один из деревенских жителей подвел Рамсесу его скакуна и с глубоким поклоном отдал поводья. Я тут же позабыла о нестандартном методе следствия, испробованном моим сыном, потому что вспомнила, как обходятся с конокрадами на американском Западе. Там их ждет петля.

Возможно, Рамсес тоже это припомнил. Уже закинув ногу на конский круп, он повис в стремени и сказал с обезоруживающей улыбкой:

- Хочешь прокатиться на Мазепе, мамочка?

- Своевременная мысль, - похвалил его Эмерсон. - Рад, что ты оказываешь матери почтение, которого она достойна.

И он ударил пятками своего осла.

III

Деревенский староста поддерживал американских ковбоев в их непримиримости к конокрадам. Чтобы умилостивить его, пришлось арендовать лошадь за умопомрачительную плату до конца нашего пребывания в Дахшуре. Оставив ее в конюшне хозяина - у нас для лошади все равно не было места, - я вернулась домой.

Мое недовольство только усилилось при виде отца и сына, согнувшихся над большой картой Каира. Рядом остывал ужин. Один угол карты уже был сдобрен соусом. Рамсес тыкал в карту указательным пальцем:

- Громче всех поет муэдзин мечети Гамия Сейд-Хусейн. Методом исключения получаем район площадью в семьсот пятьдесят...

Мой голос, в отличие от голоса муэдзина, был тих, но тверд. Я потребовала немедленно убрать карту и приступить к трапезе. Хамид приготовил очень вкусный ужин, который, правда, уже изрядно остыл.

Наслаждаться едой нам мешала озабоченность. Сначала мы ели молча, потом Эмерсон, всегда руководствующийся благородными мотивами, но не очень-то соблюдающий требования этикета, брякнул:

- Полагаю, лошадиная проблема решена к полному твоему удовлетворению, Пибоди?

- Скорее, к удовлетворению старосты. Мы арендовали ее до конца сезона за сто шекелей.

Эмерсон чуть не подавился и надолго спрятался за салфеткой.

- Лучше просто купить эту драгоценную лошадь, - предложил он. - Для тебя, Пибоди! Наверное, тебе хочется стать хозяйкой такого великолепного животного?

- Нет, благодарю покорно, Эмерсон. Рамсес обязательно потребует, чтобы мы взяли ее с собой в Англию.

- Ошибаешься, мама, мне это и в голову не приходило. Гораздо удобнее оставить Мазепу здесь, чтобы я мог ездить всякий раз, когда мы...

Рамсес ойкнул и замолчал: Эмерсон сообразил, что разговоры о лошадях вряд ли улучшат мое настроение, и лягнул сына под столом. Воцарилось продолжительное молчание. Дональд вообще словно язык проглотил. Я объясняла его молчаливость угрызениями совести, ведь он упустил Рамсеса. Но, как оказалось, молодой человек усиленно ворочал мозгами. Эмерсон полагает, по-моему, это верно лишь отчасти, - что мыслительный процесс - непривычное занятие для любого англичанина, требующее напряжения всех сил. Не знаю в таком случае, кем себя считает сам Эмерсон.

Когда мы наконец утолили голод и налегли на фрукты, Дональд встал и многозначительно откашлялся.

- Я принял решение. То есть решение приняли мы с Энид... - Он взял девушку за руку, расправил плечи и продолжил: - Мы хотим немедленно пожениться. Просим вас, профессор, сегодня же вечером сочетать нас браком.

Требование было настолько безумным, что я выронила салфетку. Бастет крутилась под столом, надеясь, что Рамсес поделится с ней лакомым кусочком, и салфетка накрыла кошку с головой. Дальнейшая беседа протекала под надсадное мяуканье.

У Эмерсона поехала вниз челюсть. То ли он собирался заговорить, то ли засмеяться, - не знаю. Он спохватился, водворил челюсть на место и объявил:

- Что ж, это по крайней мере устраняет кое-какие проблемы. А то в последние дни миссис Эмерсон слишком увлеклась соблюдением приличий...