Левая политика, № 23 2015. Россия, Украина, Новороссия

Разумеется, авторитаризм был свойственен многим политическим проектам, в том числе и опиравшимся на массовые народные движения и осуществлявшим социальные преобразования. Однако на сей раз репрессивная практика власти не имеет ничего общего с авторитарной моделью социальной модернизации, заложенной в идеях Просвещения, так как не преследует никаких реальных прогрессистских целей вроде расширения сферы политических, гражданских и социальных прав, подъёма экономики и культуры, повышения эффективности государственного управления и т. п. Напротив, продолжается и активизируется раздел общественной собственности между представителями ещё больше сузившейся группы олигархов, сокращается занятость, закрываются производства, усиливается налоговый гнёт по отношению к большинству народа. Установившаяся после Майдана власть сделала, по сути, национальной и государственной идеей цели, грозящие стране разорением. Поэтому любое выступление в защиту прав народа идеологически надо было маркировать как антидемократическое и антигосударственное, чтобы затем обосновать репрессивно-диктаторскую политику во имя «европейских ценностей», однозначно и безвариантно отождествляемых с деятельностью руководства Евросоюза. Таким образом, сегодня на Украине мы наблюдаем не гибель нации и не конфликт на национальной почве, а, скорее, борьбу против антисоциальной политики государства, прикрытой лозунгами «национального строительства» и «интеграции в Европу».

Будущее государственное устройство в представлениях моих респондентов и собеседников вариабельно (см. рисунок 2).

Рисунок 2. Представления респондентов-участников протеста на Юго-Востоке Украины о желаемом политическом будущем

1 Прекращение прозападного курса во внешней политике страны

2 Воссоединение Востока Украины с Россией

3 Политическая самостоятельность Востока Украины

4 Нормализация отношений Украины с Россией.

5 Федерализация Украины

6 Другое

7 Сохранение единства Украины, но при условии смены политического курса, проведении демократических выборов.

Отделение от сегодняшней Украины для них не цель, а средство реализации своих жизненно важных интересов в сложившихся условиях. Стремление к независимости питается пониманием непримиримости траекторий социально-экономического развития Запада и Востока Украины, но не становится самоцелью восточного протеста. А Новороссия имеет шансы на существование только как социальный проект с открытым политико-государственным будущим. Понимание культурно-исторически близкой России как естественного союзника в таких условиях более чем понятно.

Сама же Россия сегодня мало годится на роль защитника социальной справедливости, слишком много несправедливого в её собственной социальной политике. Поддержка Новороссии и Юго-Востока для российского государства только геополитический проект, осуществляемый, кстати, крайне непоследовательно. Частный капитал в России не стремится последовательно поддерживать восставший Юго-Восток, о чём свидетельствует поведение крупнейших российских компаний (в том числе и с немалой долей государственного капитала), которые тесно сотрудничают с украинскими властями не только на финансовом, но и на техническом уровне, осуществляя поставки запчастей для украинской правительственной армии[2].

Представления моих респондентов о причинах и целях протеста, понимание ими необходимости участия широких масс в политическом процессе, высказанные большинством моих респондентов, говорит об их интуитивном демократизме. Этот демократизм органичен движению, инициируемому и растущему на почве низовых, народных интересов и защиты социальных прав. Для участников движения характерно понимание экономического благополучия и развития как гарантов полноценной гражданской свободы и подлинного равенства. При этом я не стану утверждать, что большинству участников движения за Новороссию свойственна осознанная нерушимая преданность демократическим идеям, последовательная демократическая идеология. Неприятие демократии на уровне лозунгов выражается в политических идеалах, высказанных нашими респондентами в опросах и интервью.

Среди исторических деятелей лидирует Иосиф Сталин (см. рисунок 3), признанный всеми российскими и западными учебниками политологии диктатором и символом тоталитаризма. Его назвали в качестве политического идеала почти 60 % опрошенных. На втором месте в этом рейтинге оказался авторитарный, хоть и западный, лидер — генерал де Голль и опять-таки хрестоматийный сторонник хрестоматийного диктатора Эрнесто Че Гевара. Иконы неолиберальных демократов — Михаил Горбачёв и Борис Ельцин — не получили у моих респондентов ни одного голоса.

Рисунок 3. Рейтинг исторических деятелей в представлениях респондентов