Левая политика, № 23 2015. Россия, Украина, Новороссия

Если анализ общественной реальности ограничить «дискурсами» и взять за точку отсчёта рассуждений фантомы, никак не связанные с практической реальностью (вроде «незалежной» евроинтеграции или демонического, «империалистического» Путина, а так же фрагменты информационного поля самой Новороссии), как это принято у либеральных или левых прогрессистов, то действительно очень легко свести ново-росское движение к «русскому фашизму», тем самым обосновав АТО, а с ней вместе и власть тех, кто её проводит. Иные, «внедискурсивные», причины этого противостояния, лежащие в историческом контексте событий и в предыдущем историческом периоде, ими просто не принимаются в расчёт. Это неслучайно. Таково общее состояние как украинского, так и российского левого движения: как в левой теории под влиянием постмодернизма считывание «дискурсов» заменило исторический анализ, так и в левой практике ролевая игра давно уже заменила реальную политическую борьбу. Даже у толкиенистов перед леваками то несомненное преимущество, что первые, в отличие от левацкой богемы, отдают себе отчёт в игровом характере своей деятельности и никогда не станут выдавать символическое, говоримое, мыслимое, «дискурсивное», за действительное — если они не сошли с ума, конечно. Неудивительно, что в этом теоретическом и практическом состоянии левые не могут возглавить ни одно массовое движение. Неудивительно также, что их политические конкуренты, такие, например, как представители праворадикальных кругов («дугинцы», «прохановцы» и т. д.), перехватывают у них инициативу, как это было в Новороссии. Но в этой неудаче виноват не Губарев, не Дугин, не Проханов. В ней виноваты они сами.

Итак, почти с самого начала гражданского конфликта на Украине общественности была навязана особая понятийная сетка, с помощью которой он стал интерпретироваться. Штамп «молодая украинская демократия vs русский фашизм в Новороссии» стал дополнением другому штампу: «православная (или «евразийская») цивилизация vs цивилизация западная» — естественно, «фашистская». В итоге интеллигенция, как украинская, так и российская, как провластная, так и оппозиционная, в постсоветские годы приученная мыслить «дискурсами» и запутавшаяся в своих придуманных антиномиях, стала простым статистом в новой драме постмодернистского «общества спектакля». Ясно, что «фашизм» в её словоупотреблении — не более чем инвективная фигура речи, а не научное понятие.

Однако фашизм — это явление конкретно-историческое. Он представляет собой, прежде всего, социально-политический и социально-экономический проект позднеиндустриальной эпохи. Я не буду здесь описывать его полностью, укажу только на некоторые его существенные моменты: 1. агрессивный антикоммунизм; 2. иррационализм; 3. массовый политический террор; 4. апелляция к самым широким слоям населения, в т. ч. индустриальному рабочему классу, но в то же время и к крупному капиталу (олигархам) от имени «национальных интересов». Пятый момент состоит в том, что классические фашистские режимы, каждый на свой лад, и германский, и итальянский, и франкистский, и т. д., пытались выстроить социально-ориентированную систему перераспределения (паллиативный социализм). И всякий, кто изучал историю фашизма, знает, что хотя бы отчасти это ему удалось (другой вопрос, какой ценой и за счёт кого?).

Из этих пяти моментов у киевской власти мы находим только первые четыре. Гражданское общество Украины оказалось настолько «свидомо-сознательным» (включая даже иных анархистов и леваков, в том числе и российских), настолько идейно подчинившимся правительству, что последнее не ощутило в себе ни малейшей потребности действовать в его интересах и принялось свёртывать последние остатки социального государства, сохранявшиеся от прошлых «тоталитарных» режимов. Поэтому можно сказать так: точно так же. как февральский переворот 2014 г. в Киеве, так и не ставший социальной революцией, не заслужил своей Вандеи, а заслужил только Порошенко, так и режим Порошенко не дорос до брутальности классического фашизма. Он оказался гораздо хуже: заурядной копией неолиберального проекта, облачённого в праворадикальную упаковку, слабой тенью политики Пиночета. Так сказать, «не взрыв, а всхлип» (Т. С. Элиот). По этой причине если уж и добавлять ему эпитет «фашистский», то только для обозначения тенденции, правда, весьма сильной. Скорее, этого эпитета заслуживает украинская «свидо-мая» общественность, преисполненная националистических, державных и садо-мазохистских устремлений, столь красочно описанных в своё время Э. Фроммом и В. Райхом.