Первое. 90-е годы, по сравнению с которыми современная российская демография выгляди прекрасно, были годами демографической катастрофы, ставшей откликом на катастрофу социальную.
«Если на рубеже 80-90-х годов общий коэффициент смертности населения находился на среднеевропейском уровне (10,7%о) то в 1999 г. он значительно превысил уровень всех развитых стран Европы (14,7%о)». «Более всего повысилась смертность в возрастных группах 20–29 лет, 30–39, 40–49 лет (в 1995 г. по сравнению с 1990 — на 61, 75 и 73 % соответственно… Годовая естественная убыль населения в 1999 и 2000 гг. превысила предыдущий «пиковый» показатель, отмечавшийся в 1994 г: 930 и 960 тыс. чел. по сравнению с 893…В 2000 г. общая смертность населения возросла до 2,2 млн. чел. или на 3,4 % за год, составив 15,4%о. В середине 2001 г. общий коэффициент смертности превысил пиковые значения 1994 г. — 15,9 по сравнению с 15,7… В 2001 г. рассматриваемые показатели продолжают ухудшаться. В целом по стране число умерших превышает число родившихся почти в 2 раза. В 43 регионах это превышение составляет от 2 до 4 раз»23
.Система здравоохранения погрузилась в кризис, были потеряны многие прежние завоевания. Доминирующее значение сердечно-сосудистых и онкологических заболеваний в структуре смертности по причинам смерти сохранилось, но в результате колоссального снижения качества работы системы здравоохранения резко возросла смертность от инфекционных и хронических заболеваний, в том числе и таких, смерть от которых давно стала редкостью24
25
.Поэтому благоприятные по сравнению с 90-ми годами показатели демографической динамики означают не формирование устойчивой тенденции, а лишь преодоление катастрофической ситуации.
И преодоление ещё статистически неполноценное. При этом коэффициент смертности 2013 года ещё превышает показатели 1980 года (13 против 11 промилле). Общий коэффициент смертности в 2013 году в полтора раза превышал показатели 1950, 1960, 1970, 1980 и 1990 годов. Старение население здесь играет отнюдь не главную роль26
.Второе. Рост продолжительности жизни, начавшийся в 2005 году, и прекращение естественной убыли, впервые отмеченное в 2013, не являются показателями социального прорыва, это было во многом следствием успеха отдельных социально-медицинских проектов.
Прежде всего довольно сильно снизилась младенческая смертность в результате целенаправленного улучшение работы перинатальной и неонатальной медицины. Так, с 2001 года младенческая смертность снизилась почти вдвое: с 15,3 промилле (число смертей детей в возрасте до 1 года на 1 000 населения) до 8,2 промилле. Материнская смертность с 2000-го года снизилась более чем в три раза: с 39,7 смертей на 100 000 детей, родившихся живыми, до 11,3. Эти факторы могли дать существенный прирост ожидаемой продолжительности жизни. Также точечно велась борьба с раком молочной железы и раком простаты. Повышалась эффективность реанимации после инсультов и инфарктов.Но это были отдельные проекты, которые действовали не на фоне общего процесса совершенствования здравоохранения, а, скорее, напротив, на фоне его коммерциализации, целевой фрагментации, снижения управляемости и социальной ориентированности.
Недавно завершившаяся проверка Счётной палаты показала, что осуществляемая в России реформа здравоохранения не только не ведёт к повышению его эффективности, а напротив, способствует снижению качества и доступности медицинской помощи27
. Оптимизация медицинских учреждений, которую Минздрав подаёт как избавление системы здравоохранения от неэффективных фондов, отнюдь не так оправдана с точки зрения медицины, как с точки зрения экономики. В докладе Счётной палаты приводятся данные о росте больничной смертности, что стало одним из следствий «оптимизаций» здравоохранения, в том числе и следствием снижения доступности и качества работа поликлиник, а также неотложной помощи.