Левая политика. Варварство, социализм или...

Эта система обладала таким количеством внутренних пороков, что она не могла дольше существовать. Борис Юльевич говорил о том, что сети хороши, для того чтобы помешать кому-то решить его задачи. Но для организации стратегического прорыва они не годятся. Необходима организация, концентрация усилий. Планы — это та же концентрация усилий по сравнению с рынком. Когда хорош план? Когда необходима мобилизация ресурсов. Во время сложнейших задач в Первую Мировую войну, во Вторую мировую войну западные страны, такие как Франция и Англия, отказываются от рыночного механизма функционирования экономики, мобилизуют все ресурсы и волевым путём решают свои задачи. Они их решают и потом отказываются от такой модели. Почему? Не из-за глупости. А дело в том, что издержки такого механизма концентрации усилий слишком велики. Грубо говоря, простые ответы хороши для решения мощных вызовов, но они выжигают поле вокруг себя. Упрощение, редукция систем хороша временно, для решения самых напряжённых задач. Но длительно они существовать не могут. Для длительного существования необходимы тонкие саморегулирующиеся механизмы, где решения принимаются во множестве точек. В постиндустриальную эпоху, когда открытия совершаются в разных местах, безнадёжно создавать простую систему. Система должна быть сложной и саморегулирующейся во множестве точек. А планирование ограничивается решением каких-либо ключевых задач.

И при этом я должен подчеркнуть, что главной задачей общества является не выстраивание экономики, а выстраивание как раз тех институтов, которые находятся за пределами экономики. Если мы их не построим, то любая экономика будет превращаться в катастрофу. Рынок отличная штука для саморегулирования производства и распределения. Но как только рынок выпадает из системы культурных ограничений — это чистой воды бандитизм. Ничего другого об этом сказать нельзя.

Сегодня мы имеем девальвацию всего капитала, в то время как мы видим рост человеческого капитала в таких странах как Китай, Индия, Иран и т. д.

Ещё одна гипотеза, которая позволила мне в конце 60-х прогнозировать стремительный рост Индии и в особенности Китая. Я тогда пришёл к выводу о том, что Китай должен быть лидером экономики XXI века. В это время Китай производил меньше 1 % мирового ВВП, и в стране шла культурная революция, которая разрушала и экономику, и общество. Наша концепция сводилась к одному простому заключению. Чем дальше развивается экономика, тем больше в ней удельный вес интеллектуальной составляющей. То есть материальные и финансовые ресурсы играют не столь большую роль. Определяющую роль играет интеллект и человеческий капитал. Причём, когда мы говорим о том, что экономика это не сугубо производство и распределение, то здесь мы обязательно принимаем во внимание те институты, которые окутывают экономику со всех сторон. Цели экономики всё равно определяются культурным комплексом.

Так вот, в этом смысле всё то самое, что должно быть в человеке как в экономическом инструменте, в Китае есть с избытком и больше чем в любой другой стране мира. А социальная структура и культура Китая таковы, что предполагают использование экономического потенциала с максимальным эффектом для общества.

Что должно с неизбежностью происходить? Человеческий капитал будет играть всё более и более важную роль. Таким образом, чем глубже историческая традиция, чем больше накоплен социальный капитал, тем более эффективно будет работать человек в экономике. Сегодня Китай демонстрирует это движение. В каком-то смысле и Индия демонстрирует движение в этом направлении. Разница между Китаем и Индией очень простая — философия Индии менее динамична по сравнению с Китаем. И поэтому, несмотря на высокий интеллектуальный и культурный потенциал, Индия не имеет таких шансов стать мировым лидером, какие имеет Китай.

Вернёмся к России. Если мы посмотрим на наши культурные особенности, то легко вспомним наиболее яркие черты, проявляющиеся на протяжении веков. Сегодня все до единого говорят, что мешает переменам в России. Судам ли, экономике ли, администрации… Коррупция! А коррупция пронизывает наше общество с очень давних времён. Иван Грозный боролся, Пётр I вешал коррупционеров, и на следующий день под висящими трупами брали взятки. Ничто не могло, кроме усечения голов уменьшить эту коррупцию. Как бы мы не говорили, при Сталине хоть коррупция была, но она была относительно сдержанной. Но оплачивалась она реками крови. И это привело к обратному долгосрочному эффекту — сломили хребет нации, убрав наряду с коррупционерами наиболее динамичных, умных и т. д. Механизмы общественного функционирования не выбирают, и если уж они работают, их логика обращается на всех, от коррупционера до просто активного человека. Любое общество становится заложником исторической традиции, которая может быть изменена только в длительной перспективе при неуклонном и последовательном курсе элит.