– Трям, мама, – сказала Маша, положила умник на столик. «Трям» – это из мультика, старого советского мультика про медвежонка, ежика и бочонок меда. Медвежонок хотел съесть бочонок, а ежик – сделать из него лошадку. В детстве Маша очень любила этот мультик.
Она не очень хорошо помнила, когда ушла мама. Она была, они смотрели мультики, читали – много читали, мама любила сказки Андерсена, они гуляли по набережной и кормили лебедей.
А потом вдруг мама исчезла, и с Машей стала гулять Галина Федоровна. Последний вечер, который она помнит, – мама расчесывала ей волосы и все время повторяла, что все хорошо, все в порядке. Что ей надо уехать ненадолго, потому что Машина бабушка сильно заболела и мама ей должна помочь. Но она скоро вернется, а пока они будут по умнику каждый день разговаривать. Маша не помнила. Наверное, она тогда плакала.
Поначалу так и было, мама каждый день с ней разговаривала, а Маша ей рассказывала, что случилось в саду или что они с Галиной Федоровной сегодня готовили. А потом мама все реже стала появляться. Маша просила, но папа сказал, что поехать к бабушке они сейчас не могут, Маше надо готовиться к гимнасию. Может быть, попозже.
Потом появилась Алина. И Маша все поняла. Она больше не разговаривала с отцом о маме, не просилась к ней – потому что каждый раз папа начинал сильно кричать. Маша его не хотела расстраивать, он и так на работе устает…
Мария спрятала
– Есть обновления ваших подписок, – известила система. – Русло «Все для веселья», русло «Это русские!», русло…
– В топку.
– Русло «Хельга».
– А это выведи, – сказала Мария, села на кровать. По экрану поплыли строки, одна за другой, они находили краями друг на друга, сталкивались, как льдины. Спокойный монотонный девичий голос начитывал:
– Сохранить, – сказал Мария.
– Безопасность русла не подтверждена ПОРБ, оно, возможно, имеет вредное для вас содержание разряда 16+. Обращаю ваше внимание, что эти вирши содержат запретные слова…
– Сохрани, – крикнула Мария, хлопнула отцовским допуском по подставке. – Достала, железка.
Погасила картинку, упала на кровать. К черту это сочинение – с Марфой она договорится, потом сдаст. Что-то было не так, внутри что-то сдвинулось, словно она начинала заболевать.
Мария спустилась на второй этаж, села в лечебное кресло. Дорогая штуковина, в гимнасии образец попроще будет. Если она заболевает, кресло выдаст подтвержденное решение, отошлет его в гимнасий, и про сочинение на время можно будет забыть. Поболеть дня два было бы совсем неплохо. И Федя помучается.
Кресло запищало, передвижная дуга просвета двинулась, замерцала. Маша прикрыла глаза, поморщилась, когда палец кольнула игла.
– Мария Шевелева. Быстрая проверка закончена. Уровень телесного здоровья – в зеленом поясе. Текущий уровень душевного здоровья – в границах зеленого пояса, наблюдается легкое расстройство уровня железистых веществ, возможна нестройность чувств. Советуем…
– Да замолкни, – Мария соскочила с кресла, хлопнула
«И поболеть не дадут».
– Галина Федоровна, я вернулась, – долетел снизу веселый голос. – Маша уже пришла? А почему никто не ел мою лапшу?
Мария сморщилась, бегом поднялась в свою комнату.
Глава двадцать первая
Денис не сразу понял, что изменилось в классе. Думал о будущем прогоне «Прометея прикованного», эти чертовы горы ему никак не давались. Все вроде на своих местах, вершины, лед, снег, скалы, орлы, блин. А все равно
Почему девочки переглядываются, а пальцы у них так и летают над светоплатами – куда быстрее, чем излагает учитель? Почему парни как струны – тронь, зазвенят? Почему Маша Шевелева сидит с лицом бесконечно изумленного человека, а Локотькова ехидствует?
– Эй, луч света в темном царстве, в чем дело?
– О, ты помнишь наших обозревателей девятнадцатого века? – восхитилась Катерина Федоровна. – Все-таки чему-то вас учат в Москве.
– Проедем уже вчера, наступило сегодня, – буркнул Денис. – Чего все возбудились? Спичку брось, бахнет.
– На Улиту глянь.
Денис уставился на худую спину Улиты Козак. Всегда сидит сгорбившись.
Девушка перебросила косу через плечо – тугую, плотную, сверкающую в солнечном свете. Оглянулась.