Левая рука Бога

– Я сейчас, сейчас, – подлетела Марина Семеновна, облила руку водой, схватилась за пузырек с перекисью: – Как же это тебя так угораздило, Лида, как же ты…

Марина Семеновна упала на табурет. Белая пена перекиси с шипением таяла. Рука у Лидии была чистая, целая. Ни царапины.

Улита дочистила последнюю картошину, положила в кастрюлю. Встала, понесла в дом, на плиту.

Когда она вышла, прихожанок во дворе не было.

Сегодня утром, когда она проснулась, его присутствие было таким сильным, как никогда прежде. Ей казалось, что если она только слово скажет, воздух разломится, и выйдет он – крылатый, в синеве и золоте. Но пока рано, пока не надо, пусть он будет только ее и больше ничей.

Дети играли, няшки пускали кораблики, а Гордей носился по двору с игрушечным мечом. Улита встала под виноградом, раскинула руки и закружилась в пляске с ним, невидимым.

Вера и Надя подняли головы, захлопали в ладоши.

Глава тридцать шестая

Все было просто отлично! Она обчистила «Ирий», спустила там алтын пятьсот, наверное. Купила два набора мастерских сережек из нового собрания Рады Среброцвет, несколько колец из ее прошлогоднего собрания, сумочку от Амалии Дагубатти – натуральная оленья кожа со вставками из тканевой яшмы, обновила умник на яблочный, двадцатого образца, ограниченный выпуск, с объем-камерой. А еще сапожки, красные сапожки взяла на зиму и еще три пары туфель на лето. Ворох хлопковых штанов, накидок, маек, нижнего белья она и не считала. Еще раздобыла отличную ночнушку – жуткого канареечного цвета, но дико приятную на ощупь, из вспененного хлопка. Не устояла, купила еще и платье, в китайском духе, летнее, шелковое, красивое до невероятия – нежная зелень и белые ирисы.

И, конечно, не могла пройти мимо золотого браслета в образе дракона. Она теперь всегда будет носить что-нибудь драконье.

Домой вернулась на такси, поздно, еле дотащила сумки до подъезда. Мамы не было, наверняка она у Никитишны, ее подруги с третьего верха, такой же любительницы заглянуть в бутылку. И хорошо, что нет, а то бы раскричалась – где ты это взяла, откуда у тебя деньги, ты что, их украла?

– Не украла, – весело сказала Катя, показала язык отражению в зеркале. – А подарили.

Кто подарил, откуда – это ее не волновало, ее как будто подхватывала и уносила какая-то волна, когда она пыталась об этом подумать. Да и зачем думать? Вот она, волшебная платежка, сверкает в ладони, и с ней все пути открыты. Удивительно, но она совсем не боялась, что ее поймают, после первой же покупки всякий страх испарился.

А как менялись скучающие и презрительные лица продавщиц, когда Катя вынимала беспредельную платежку! Сколько внимания, почти любви вдруг в них просыпалось.

У Крестной феи, которая явилась Золушке, не было волшебной палочки. У нее была платежка «Лунчуаня».

Катя переодевалась прямо в примерочных в купленные вещи, и поднималась все выше. Постепенно от рыжей дольщицы, которая опасливо вошла в «Ирий», не оставалось и следа. На самом верху, под стеклянным куполом, она нашла цирюльню и лавку красоты. Ах, ногти, ах, волосы, ах, завивка!

Подъемник – стеклянная стрела, спустил ее на землю другим человеком. Никто из одноклассников не узнал бы. А видел бы Ярцев!

Она поставила на обувной ящик свое наливное яблочко, серебряный умник, включила вспышку, сняла объем.

И отправила самострел Денису в «Облака» личным сообщением. Пусть крепче на ногах держится.

Долго заснуть не могла, все прикидывала, что можно купить на эти деньги. Взять неплохую тачку, но с водородным движком, он экономичней, с такими деньгами права можно выбить и хорошие числовики, обновить квартиру. Купить новые колонки. Отправить маму к хорошему лекарю, пусть заговорит ее от водки этой проклятой. А остаток, тысячи две алтын, положить в казну под прирост. Правда, придется на мамино имя класть, надо подумать, как сделать, чтобы она их не сняла…

А утром, едва проснулась, Катя кинулась проверять покупки – как ребенок после Нового года кидается под елку проверить, правда ли приходил Дед Мороз, что он принес?

Не привиделось ли ей?

Все было на месте, и платежка сияла еще ярче, чем вчера, дракон подмигивал ей – все только начинается, Локотькова.

Как была, в ночнушке, она выглянула в коридор. Мама посвистывала в своей комнате, значит, вернулась от Никитишны за полночь и хорошо угостившись. Раньше двенадцати не встанет.

Надо Жанке рассказать и показать, как она там, наверное, до сих пор очухаться не может?

Катя набрала номер подруги.

Трубку долго не брали, Локотькова хотела уже сбросить – пошла, небось, в лавку, а умник дома забыла.

«Как бы не спустили деньги на радостях, – заворочалась внутри неожиданная хозяйственность. – Может, зря я ей три тысячи дала, двушки хватило бы…»

Катя отогнала эти мысли. Что за глупости, ей для подруги денег жалко? Тем более таких, шальных…

Катя нахмурилась. Деньги не шальные. Они ее. Ее по праву, и все эти вещи, все это ее продолжение, часть ее тела, каждая безделушка как золотая чешуйка в драконьей броне.

Умник откликнулся.