Дверь в жилой отсек была распахнута.
Сенокосов застыл на пороге.
Хрупкий, субтильный Лагутенко бился в конвульсиях на диване, и двое дюжих медиков не могли его сдержать. Из вены на руке хлестала кровь, из дальновидной панели торчала стойка подрамника – Сенокосов не представлял, с какой силой ее надо было запустить.
В отсеке не осталось ничего целого, кроме стен. Пол ровным слоем устилали изодранные холсты, а на светло-серой стене, от потолка до пола, истекала свежим маслом черная воронка.
– Живая! – выл Лагутенко, колотясь на диване и разбрызгивая кровь. – Один из пяти! Чернота жива-а-ая…
Гелий Ервандович подскочил, обнял Лагутенко за плечи.
– Андрюша, дорогой, тише, тише… Да колите же!
Медик с размаху вогнал шприц в плечо, оператор захрипел и затих.
– Остановите кровь, – велел профессор. Он вытащил платок, принялся оттирать пятна с пиджака. – И перенесите его в медблок.
– Что такое «чернота»? – очнулся Сенокосов, когда хрипящего Лагутенко пронесли мимо него. Воронка на стене притягивала глаз, сверкающее, жирное масло тянуло к себе.
– О чем вы? – профессор ожесточенно тер платком пиджак. – Надо же, это вельвет. Вельвет не отстирывается.
– О чем он кричал? – повторил Сенокосов. – Что значит «чернота живая»? О чем он?
– Забудьте, – рассеянно сказал Гелий Ервандович. – У него длительный невроз и галлюцинации на почве нервного истощения. Андрей очень устал.
– Да, но что он имел в виду?! – полковник не желал забывать. – Он говорил о «Неводе»? Что, возможен нестабильный режим работы? И вы скрывали?
– Это бред, вы же понимаете, – отмахнулся профессор, попытался пройти, но полковник заступил дорогу.
– Гелий Ервандович…
Профессор вздохнул, убрал платок в карман.
– Нет, это бесполезно. Олег Геннадьевич, я так понимаю, вы были тогда в метро. Я представляю, что вам пришлось пережить.
– Нет, не представляете, – сказал Сенокосов. – Даже понятия не имеете.
– Нет никакой угрозы нестабильности, – мягко и аккуратно сказал профессор. – Понимаете? «Невод» не «Черное зеркало», здесь совершенно другой принцип работы. К установке Караваева мы не имеем никакого отношения.
– Ваша работа базируется на его результатах, – напомнил полковник. – Если бы не Караваев, вы бы так не продвинулись.
– Моя работа очень косвенно перекликается с его разработками, – оскорбился профессор. – Если вы мне не доверяете, запрашивайте комиссию из Москвы. Тогда мы выясним, кто из нас работал на реализацию проекта, а кто мешал его продвижению.
Гелий Ервандович отодвинул Сенокосова в сторону.
– Нам нужны новые операторы, – сказал он, не оборачиваясь. – Много операторов и как можно быстрее.
И ушел.
Полковник посмотрел на разгромленный блок. Черные тягучие капли падали на пол.
– Чернота…
– Страшно, полковник?
У стены стоял рыжебородый мужчина в шортах и шлепанцах. Сложная татуировка вилась по рукам от запястий до шеи. Мужчина задумчиво потирал кольцо в ухе, смотрел на Сенокосова злыми зелеными глазами.
– Цветков, – выдохнул полковник. – Чтоб тебя.
– Вам не страшно? – повторил Цветков. – А зря. Мне вот страшно.
Он отлепился от стены и пошлепал прочь.
Олег Геннадьевич поморщился.
– Козу убери! – крикнул он.
Цветков издал противное меканье и скрылся за поворотом.
Глава двенадцатая
– Добрый день, Наум Сергеевич.
Игнатов хмуро кивнул, не отрываясь от операционного поля. На черном вогнутом экране колоссальных размеров вращалась трехмерная модель реактора. Визуализация «еж», динамически обновляемые строки параметров расходились в стороны от реактора, как иглы.
Ярцев удивился. Шефа он знал без году неделя, но сразу понял, что Игнатьев не любил визуализации. Старая школа, он предпочитал голые цифры, разверни перед ним таблицу на двадцать активных столбцов, и он сыграет любую мелодию на этом цифровом органе. А тут объемная модель, с чего бы?
– Опять прогоночный тест? – шепотом спросил он у Шурочки, оператора активной зоны.
Девушка поморщилась.
– Хуже, Виктор Семенович, центр управления выдал прогноз энергопотребления на 2 ГВт.
– Сколько?! – Ярцев опешил. – Треть от проектной мощности?
– Виктор Семенович, ты почему еще не на МГД? – Игнат словно только что заметил его.
– Прошу прощения, шеф, – Ярцев торопливо прошел в генераторную.
Кивнул Диме и Павлику – инженерам-операционистам, его маленькой команде, включил рабочий интерфейс. Руки у него слегка подрагивали.
До этого перевода он имел дело с установками, которые работали на разогретом инертном газе, а здесь заряженная плазма высокой температуры в качестве рабочего тела. Установка с МГД в НоРС была всего одна – Талдомский БН, на которой он и работал до перевода в Суджук. Директор БН в Талдоме не хотел его отпускать, и понятно почему – спецов, или как сейчас говорили, мастеров его уровня в НоРС по пальцам пересчитать.
Он и понятия не имел, что под Суджуком находится термоядерная станция, да еще и с магнитогидродинамическим генератором замкнутого цикла мощностью на шесть гигаватт. Это же полностью покрывает все потребности всей Югороссии! А все забирает «Око». Что же это за радар?