Левая Рука Бога

Генри прильнул плечом к прикладу арбалета, сделал эффектную паузу и выстрелил. Раздался громоподобный треск, и полтонны мощи, сдерживавшейся в стали и крепчайшей пеньке, вырвалось на свободу. Красная стрела метнулась по направлению к белой мишени, словно гонимая собственным бесом, и вмиг исчезла из вида. Было весьма изобретательно со стороны Генри покрыть стрелу красным порошком, потому что, когда она вонзилась в мишень, красная пыль весьма драматично осыпала все ее белое поле.

В первый момент все вскрикнули от удивления, но вслед за этим снова раздалось скептическое ворчание, даже — а можно сказать, и особенно — со стороны Кляйста и Кейла. Безусловно, это было выдающимся стрелковым достижением — хотя и не таким выдающимся, как казалось на первый взгляд: Генри потратил много часов, чтобы точно и неподвижно укрепить арбалет в нужном положении и настроить его на строго определенное расстояние.

Повисло долгое напряженное молчание, которое Маршал попытался разрядить тем, что лично подошел к Смутному Генри, задал ему массу вопросов и, выслушивая ответы, с готовностью выражал изумление и восхищение: «Да неужели?! Боже милостивый! Это просто невероятно!» Он сделал знак своим генералам приблизиться, и те подошли, чтобы осмотреть арбалет вблизи, с энтузиазмом герцогини, которой предложили осмотреть труп собаки.

— Что ж, — сказал один из них, — если когда-нибудь нам понадобится убить кого-то с безопасного расстояния, мы будем знать, к кому обратиться.

— Не надо иронизировать, Гастингс, — пожурил его Маршал с видом недовольного, но жизнерадостного дядюшки и, обернувшись к Генри, добавил: — Не обращай на него внимания, юноша. По-моему, это потрясающе. Отличная работа.

На этом представление было сочтено законченным, и Маршал со своими генералами удалился.

— Тебе повезло, — съязвил Кейл, — что он не пощекотал тебя под подбородком и не одарил испанской карамелькой.

— И сколько времени тебе понадобилось, чтобы настроить этот арбалет?

— Не так уж много, — соврал Генри.

Все помолчали.

— На днях я узнал на мемфисском базаре новое слово, — сказал Кляйст: — Хренотень.

На следующий день Випон в своем кабинете говорил мальчикам:

— Не вижу необходимости объяснять почему, но вам пришло время узнать, как действует механизм внутренних взаимоотношений в государстве Матерацци. Военные никому не подчиняются, кроме Маршала. Хоть я и являюсь его главным политическим советником, когда речь идет о войне, мое влияние значительно уменьшается. Тем не менее безучастным к военным вопросам я оставаться не могу, а следовательно, должен принять во внимание ваши незаурядные способности, особенно по части причинения физического ущерба. Должен признаться со стыдом, — продолжал он безо всякого стыда, — что время от времени ваши способности будут мне нужны, а посему вам необходимо понимать кое-что из того, чего вы пока не понимаете. Капитан Альбин превосходный полицейский, но он не принадлежит к клану Матерацци и, позволив генералам увидеть ваше представление, проявил непонимание кое-каких вещей, которые начинает усваивать только сейчас и которые вашей троице тоже следовало бы иметь в виду. Матерацци испытывают глубокое отвращение к убийству, не требующему риска. Они считают, что оно унижает их достоинство и является уделом обыкновенных убийц и ассасинов. Броня Матерацци лучшая в мире — именно поэтому она такая безумно дорогая. Многим Матерацци требуется до двадцати лет, чтобы выплатить долг за одни только латы. Ниже своего достоинства они почитают и драться с теми, кто не обладает их бойцовским мастерством и такой же броней, как у них. Эти огромные суммы они платят за то, чтобы сражаться с равным себе противником, убить которого или быть убитым которым означает сохранить свой престиж даже в смерти. А какой престиж в том, чтобы убить свинопаса или мясника?

— Или быть убитым ими, — вставил Кейл.

— Вот именно, — подтвердил Випон. — Попробуйте встать на их место.

— Мы не свинопасы и не мясники, мы хорошо обученные солдаты, — возмутился Кляйст.

— Я не хотел вас обидеть, но вы не имеете общественного положения. Вы используете оружие и методы, отрицающие все то, во что верят они. Вы для них что-то вроде ереси. Вы ведь знаете, что такое ересь, не так ли?

— А какой во всем этом смысл? — спросил Кейл. — Тяжелая стрела арбалета или легкая стрела лука — они не знают и знать не хотят, кем был твой дед по материнской линии. Убийство оно и есть убийство. Даже если вставить крысе золотой зуб, она все равно останется крысой.

— Конечно, — согласился Випон, — но, нравится это тебе или нет, Матерацци исповедуют свои принципы уже триста лет и не собираются менять их только потому, что ты считаешь по-другому. — Он посмотрел на Кляйста. — Твоя стрела может пробить броню Матерацци?

Кляйст пожал плечами:

— Не знаю, я никогда не стрелял ни в одного Матерацци при полных доспехах. Но эта броня должна быть чертовски прочной, чтобы остановить четырехунциевую стрелу, пущенную с расстояния сотни ярдов.