Левая Рука Бога

Неблагоразумно было делать что-либо неподобающее, когда Малик находился поблизости, потому что он обладал необычной способностью подкрадываться к людям незаметно. То, что он без предварительного объявления стал руководить тренировками вместо Искупителя Фицсиммонса, повсеместно известного как Фиц Говнюк, поскольку со времен своего участия в Болотной кампании тот страдал хронической дизентерией, было большим невезением.

— Двести отжиманий, — распорядился Малик, отвешивая Кляйсту увесистый подзатыльник.

Он выстроил всех, не только их троих, в одну шеренгу, велел лечь, упереться в землю костяшками пальцев и делать отжимания.

— А тебе, Кейл, особое задание, — сказал Малик. — Будешь стоять на руках.

Кейл с легкостью встал на руки и начал сгибать и разгибать их в локтях. Вскоре у всех, кроме Кейла, лица исказились гримасой от тяжелых усилий, а Кейл продолжал упражнение так, словно мог делать его до бесконечности, взгляд его был пустым и витал где-то далеко, за тысячи миль. Вид его свидетельствовал о том, что ему просто скучно, хотя он нисколько не устал, несмотря на то, что двигался вдвое быстрей остальных. Когда последний из послушников, обессиленный, с ноющими от боли мышцами, закончил упражнение, Малик велел Кейлу сделать еще двадцать отжиманий — в наказание за демонстрацию своих физических возможностей.

— Я сказал тебе стоять на руках, а не отжиматься. Мальчишеская гордыня — лакомая закуска для дьявола. — Это было сказано, чтобы преподать урок морали стоявшим перед ним послушникам, но урок пропал втуне: взгляды послушников ничего не выражали — закуска, то есть легкое лакомство, перемежающее другие яства, вкусные или не очень, было чем-то таким, чего они даже вообразить себе не могли, не говоря уже о том, что никто из них никогда ничего подобного не пробовал.

Прозвучал колокол, означавший окончание тренировки, и пятьсот мальчиков медленно, насколько смели, направились обратно к базилике на утреннюю молитву. Когда процессия проходила мимо аллеи, ведущей к задам большого здания, троица незаметно выскользнула из строя. Всю еду из карманов Кейл и Кляйст отдали Смутному Генри, после чего снова присоединились к процессии, которая, втягиваясь на площадь перед базиликой, набивала ее битком.

Между тем Смутный Генри плечом, поскольку руки у него были заняты хлебом, мясом и пирогами, отодвинул засов на двери ризницы, распахнул ее, прислушался: нет ли поблизости Искупителей, — потом углубился в коричневый мрак гардеробной, готовый вмиг дать задний ход, если кого-нибудь увидит. Похоже, в помещении никого не было. Он метнулся к одному из шкафов, но, чтобы открыть его, пришлось положить на пол часть еды. Немного грязи никому еще не повредило, подумал он. Открыв дверцу, он просунул руки в глубину и поднял деревянную дощечку на дне шкафа. Под ней обнаружилось весьма вместительное пространство, где Смутный Генри хранил свои пожитки — все запрещенные. Мальчикам-прислужникам, как их официально называли, не разрешалось иметь ничего, чтобы, как выражался Искупитель Хряк, «не пробуждать в них вожделения к материальным ценностям». Хряк, как вы догадываетесь, — не настоящее имя, в действительности его звали Искупитель Глеб.

И именно голос Глеба раздался сейчас за спиной Генри.

— Кто здесь?

На три четверти скрытый дверцей шкафа, Смутный Генри быстро запихнул в тайник еду, которую держал в руках, а также цыплячьи ножки и пирог, валявшиеся на полу, после чего, выпрямившись, закрыл дверцу.

— Прошу прощения, Искупитель?

— А, это ты, — сказал Глеб. — Что ты тут делаешь?

— Что я тут делаю, Искупитель?

— Да, — раздраженно сказал Глеб.

— Я… э-э… ну… — Смутный Генри посмотрел по сторонам в поисках вдохновения и, похоже, нашел его где-то на потолке. — Я… складывал длинное облачение, оставленное Искупителем Бентом.

Искупитель Бент был сумасшедшим, это знали все, но главное — он славился такой забывчивостью, что при любом удобном случае мальчики-прислужники все сваливали именно на него, когда что-то оказывалось не на месте или когда сами они совершали что-либо сомнительное. Если их заставали за тем, что они делают нечто недозволенное или находятся в запрещенном месте, тактика защиты прежде всего состояла в том, чтобы сказать, будто они делают это или находятся там по распоряжению Искупителя Бента, память которого была настолько коротка, что можно было не беспокоиться: он не станет ничего оспаривать.

— Принеси мне мое облачение.

Смутный Генри посмотрел на Глеба так, словно никогда даже слова такого не слышал.

— Ну? В чем дело? — сказал Глеб.

— Облачение? — переспросил Смутный Генри. Глеб уже готов был сделать шаг вперед и дать ему затрещину, но Генри живо произнес: — Да, конечно, облачение, Искупитель. — Он повернулся, прошел к другому шкафу и распахнул его, как будто ничего не желал сильнее, чем выполнить приказ.

— Черное или белое, Искупитель?

— Что с тобой?

— Со мной, Искупитель?

— Да, с тобой, идиот. С какой стати я стал бы ходить в черном облачении в будний день месяца мертвых?