Но была и другая причина, — кроме необходимости проверять состояние соседки, — по которой мальчики то и дело зажигали свечу: они просто не могли удержаться — так хотелось им смотреть на девочку. Оба они попали в Святилище семилетними мальчишками из жизни, которая казалась теперь далекой, как Луна. Родители Смутного Генри умерли вскоре после его рождения. Кляйста родители продали Искупителям за пять долларов, а до того и сами были с ним не менее жестоки. Ни одной девочки, ни одной женщины они не видели с тех самых пор, как вошли в ворота Святилища, и единственное, что рассказывали им о женщинах и девочках Искупители, так это то, что они — игрушки в руках дьявола. Если же вам случится увидеть одну из них по выходе из Святилища, направляясь на границу или к Восточным Разломам, предупреждали они, следует немедленно опустить глаза. «Тело женщины само по себе — грех, взывающий к небесам о возмездии!»
Существовала лишь одна женщина, к которой следовало относиться без отвращения и опаски: мать Повешенного Искупителя единственная среди всех оставалась чиста и непорочна. Она была источником сострадания, вечного вспоможения и утешения — хотя, что означали эти добродетели, мальчики понятия не имели, ни с одной из них им никогда не доводилось сталкиваться. Что значит «женщины — игрушки в руках дьявола», Искупители тоже объясняли туманно.
Именно вследствие всего этого Кляйст и Смутный Генри наблюдали за девочкой с огромным любопытством, смешанным со страхом и некоторым благоговением. Существо, которое может повергнуть Искупителей в такое экстатическое состояние отвращения и ненависти, Должно обладать огромной властью, а следовательно, как не могли они не догадываться, его следует бояться.
В настоящий момент, дрожащая и охваченная ужасом, в неверном свете свечного фитиля, девочка не казалась сколько-нибудь страшной, но непреодолимо притягивала их. Такие удивительные формы! На ней было цельнокроеное льняное платье отличного качества — мальчики такого в жизни не видывали, — подпоясанное шнурком.
Кляйст жестом отозвал Генри в сторону и, склонившись к его уху, прошептал:
— А что это за горбы у нее на груди?
Смутный Генри, стараясь продемонстрировать всю почтительность, на какую был способен, притом что понятия не имел, как вести себя с женщинами, поднес свечу к груди девочки и внимательно осмотрел ее.
— Не знаю, — прошептал он наконец.
— Наверное, она толстая, — все так же шепотом предположил Кляйст, — как этот мешок с дерьмом, который заведует провиантом. — Толстых мальчиков в Святилище, разумеется, не было ни одного среди всех десяти тысяч.
Смутный Генри поразмыслил немного.
— Лорд Провианта дряблый и круглый, а она вроде крепкая.
— А ты пощупай, — сказал Клейст.
Смутный Генри еще немного поразмыслил.
— Нет, думаю, надо оставить ее в покое. Наверное, он избил ее, — добавил он.
— Не похоже, чтобы она могла выдержать порку, во всяком случае такую, какие устраивает Пикарбо.
— Устраивал, — поправил его Смутный Генри.
Оба фыркнули с удовольствием — весьма странным, если учесть то, в какую опасность все они попали из-за этой смерти.
— Интересно, за что он ее побил?
— Может, за то, что она — игрушка в руках дьявола? — предположил Смутный Генри.
Кляйст кивнул. Объяснение казалось разумным.
— Как тебя зовут? — не в первый раз спросил Генри девочку, но снова не получил ответа и, сменив тему, вернулся к Кляйсту: — Интересно, сколько времени понадобится Кейлу?
— Думаешь, у него действительно есть план?
— Да, — без тени сомнения ответил Смутный Генри. — Если он что-то говорит, так оно и есть.
— Что ж, рад, что ты так уверен. Хотелось бы и мне быть таким же уверенным.
В этот момент девочка что-то произнесла, но так тихо, что они не расслышали.
— Что ты сказала? — переспросил Смутный Генри.
— Риба. — Она глубоко вздохнула. — Меня зовут Риба.
9
Пока Кейл в кромешной тьме полз вниз, два самых страшных опасения начали сбываться. Во-первых, когда его руки достигли большого узла, который он завязал на конце веревки, его тело продолжало болтаться в воздухе, и понять, с какой высоты ему придется падать, было невозможно. Во-вторых, он чувствовал, что натяжение стало слишком сильным для железного крюка, укрепленного в расщелине наверху, чтобы удержать его вес. Даже находясь на конце веревки, он чувствовал, что крюк начинает подаваться. «Падать все равно придется», — сказал он себе и, обеими ногами оттолкнувшись от поверхности скалы, отпустил веревку — правда, успел прикрыть голову руками, чтобы защитить ее от удара во время падения.