Левая рука тьмы

Когда караван машин миновал Мост Кундерер и покатил по просторам Мишнора, мысли мои были целиком на западе. Осень уже уступала место зиме, и я должен был добраться до своей цели прежде, чем дороги закроются для оживленного движения и пока я еще могу кое-что приобрести. Когда я был в Администрации Долины Синотт, я видел Добровольческие Фермы и говорил с их бывшими заключенными. Я с тревогой припоминал, что мне довелось увидеть и услышать. Посланец, так тяжело переносящий холод, что накидывал плащ, когда температура достигала всего тридцати градусов, не переживет зимы в Пулефене. Это заставляло меня спешить, но караван двигался не торопясь, меняя путь от города к городу, то к северу, то к югу, разгружаясь и снова беря груз, так что мне потребовалось не меньше полумесяца, чтобы добраться до Этвена, лежащего в устье Эсагеля.

В Этвене мне повезло. Разговорившись с человеком из Пропускного Пункта, я услышал о торговцах мехами пестри, которые живут выше по реке, узнал, как охотники с лицензиями добираются по реке на санях или вездеходах через Тарренпетский Лес почти до самых Льдов. И в ходе разговора о ловле капканами у меня родилась мысль взять на себя эту роль. Пестри с белым мехом водятся в Земле Керма и на Плоскогорье Гобрина; они предпочитают места, куда не доносится дыхание ледников. Я охотился на них в дни моей молодости в хвойных лесах Керма, почему же не поохотиться на них сейчас в хвойных лесах Пулефена?

Здесь, на северо-западе, в таком отдалении от Оргорейна, на обширных диких пространствах к западу от Симбенсина люди появляются и исчезают, как им нравится, потому что тут не хватает Инспекторов держать всех под постоянным надзором. Что-то из остатков прежней древней свободы. Этвен — это невзрачный порт, сложенный из серого камня у залива Эсагел, улицы которого постоянно продуваются сырым ветром с моря, и большинство его обитателей — немногословные, откровенные и суровые моряки. Я с благодарностью говорю об этом городе, где ко мне пришла удача.

Я купил лыжи, высокие сапоги для снега, капканы и провизию, получил охотничью лицензию, выправил все прочие документы в Бюро Сотрапезничества и ушел из Эсагеля вместе с группой охотников, которых вел старик по имени Маврива. Река еще не встала, и на дорогах пока еще использовался колесный транспорт, потому что на побережье даже в этот последний месяц года дождило куда чаще, чем шел снег. Большинство охотников решило дожидаться, пока окончательно не установится зима, когда они смогут подняться по Эсагел на вездеходах, но Маврива решил пораньше уйти на север и расставить капканы на пестри, когда они пойдут из лесов по путям миграции. Маврива был знаком с Плоскогорьем, Северным Симбенсином и Огненными Холмами, как мало кто, и в эти дни, когда мы поднимались вдоль реки, я узнал от него много того, что мне пригодилось впоследствии.

В городке Туруфе я откололся от группы, сказавшись больным. Они пошли дальше к северу, я же свернул на северо-восток, держа путь к высоким предгорьям Симбенсина. Несколько дней я провел, изучая окружающую местность, а затем, спрятав почти весь свой груз в отдаленной долине в двенадцати или тринадцати милях от Туруфа, я вернулся в город, войдя в него на этот раз с юга. Словно готовясь к охоте с капканами, я купил лыжи, снежную обувь, провизию, меховой спальный мешок и зимнюю одежду — все заново, кроме того, я приобрел плиту Чабе, палатку из искусственной кожи и легкие сани, на которые все можно было погрузить. Затем мне осталось лишь ждать, когда дожди перейдут в снегопад и грязь заледенеет: погода должна была скоро измениться, потому что я провел больше месяца, добираясь из Мишнора в Туруф. Ко дню Архад месяца Терна ударили морозы, и снег, которого я так ждал, выпал густым слоем.

Ранним утром я преодолел электрическую изгородь Пулефена, и все мои следы тут же были занесены снегопадом. Сани с грузом я оставил в русле ручья, протекавшего через лес к востоку от Фермы, и со мной были только снегоступы; встав на них, я пошел прямо через главные ворота Фермы. Там я показал бумаги, которые подделал, сидя в ожидании в Туруфе. Теперь на них была «синяя печать», представлявшая меня как Тенера Бента, условно осужденного, в соответствии с которой я должен был отбыть тут два года в роли стражника. Бдительный Инспектор, конечно же, придрался бы к этой потрепанной бумаге, но бдительных тут не оказалось.

Ничего нет легче, чем попасть в тюрьму. Я был даже несколько разочарован.