Левая рука тьмы (сборник)

Подчеркнуто вежливо двое Сингов, Абендабот и Кен Кениек спросили, можно ли им сопровождать почетного гостя и постараться ответить на все возникшие у того по ходу полета вопросы. У Фалька была смутная надежда, что ему удастся как можно больше узнать о том, что они собираются сделать с его мозгом, и тем самым подготовиться к тому, чтобы оказать более сильное сопротивление. Но из этого ничего не получилось. Кен Кениек разразился бесконечным потоком терминов, непрерывно говоря о нейронах и синапсах, о блокировании и разблокировании, о наркотиках, гипнозе и парагипнозе, о подключенных и неподключенных к мозгу компьютерах. Все это было для Фалька пустым набором слов, бессмысленных, но устрашающих. Фальк вскоре прекратил попытки что-либо узнать о предстоящей операции.

Аэрокар, пилотируемый бессловесным человеком-орудием, который казался лишь приложением к пульту управления, поднялся над горами и устремился на запад над горами и пустынями, расцвеченными кратким весенним цветением. Через несколько минут они уже встретились лицом к лицу с суровым гранитом Западного Хребта. Несмотря на катаклизмы последних двух тысяч лет, горы Сиерры все так же вздымали в небо свои зазубренные пики, выраставшие из занесенных снегом ущелий. За хребтом лежал океан, отражающий яркий солнечный свет. Темными пятнами над его волнами виднелись затонувшие участки суши. Когда-то там были города, ныне уже забытые — так же, как и в его собственном мозгу — забытые города, имена и…

Когда аэрокар повернул на восток, Фальк сказал:

— Завтра будет землетрясение, и то что было Фальком, может уйти под воду.

— Поверьте, что мне будет очень жаль, если это случится, Лорд Ромаррен, — печально сказал Абендабот, а Фальку показалось, что в его голосе промелькнула нотка удовлетворения. Всякий раз, когда этот Синг выражал свои чувства словами, они были настолько фальшивы, что, казалось, подразумевали прямо противоположное чувство. Но, возможно, что у Абендабота было полное отсутствие какого-либо чувства и волнения. Кен Кениек, с его бледным лицом и водянистыми глазами, с правильными чертами лица, по которому нельзя было составить представление о его возрасте, в отличие от своего напарника, Абендабота, не выказывал никаких чувств и тем более не притворялся, что они у него есть.

Вот и сейчас он сидел, не двигаясь, без всякого выражения на лице всецело ушедший в себя, замкнутый и отрешенный. Аэрокар мчался стрелой над пустынями, отделявшими Эс Тох от моря. На всем этом огромном пространстве не было никаких признаков обитания людей. Они совершили посадку на крыше здания, в котором была расположена комната Фалька. После нескольких часов, проведенных в обществе холодных, бесстрастных Сингов, он горячо желал хотя бы призрачного уединения. И они позволили Фальку это.

Остаток дня он провел в своей комнате, опасаясь, что Синги могут снова одурманить его или навязать какие-то иллюзии, чтобы рассеять внимание и ослабить волю. Но, по-видимому, они сочли, что уже нет необходимости предпринимать какие-либо меры предосторожности. Его оставили в покое — пусть себе шагает по полупрозрачному полу, или сидит и читает свою книгу. Что он может совершить против их воли?

Снова и снова в течение этих долгих часов он возвращался к книге. Он не решался делать на ее полях никаких заметок или отметок, даже ногтем. Он только читал ее, хотя уже знал ее почти наизусть. Полностью поглощенный чтением, страница за страницей вникал он в эти строки, повторяя их про себя, чтобы он ни делал — расхаживал или сидел, стоял или лежал. Вновь и вновь его мысли возвращались к самому началу этой книги, к первым словам Старого Канона на первой странице:

Путь, который может быть пройдет,
Не есть вечный Путь.
Имя, которое может быть названо,
Не есть вечное Имя.

Уже поздно ночью, под гнетом усталости, голода и мрачных мыслей, которые он гнал от себя, от страха смерти, которому он не позволял овладеть собой, ум его наконец пришел к такому состоянию, которого он искал. Стена пала, его душа отделилась от бренного тела, и он стал ничем. Он был одни слова. Он был словом, произносимым во тьме, которое некому было услышать. Его личность отделилась от него и он стал вечно собой — безымянным и одним единственным во Вселенной.

Постепенно чувство времени вернулось, и вещи снова получили имена, а стены поднялись вокруг него. Он прочел первую страницу книги еще раз, а затем лег и постарался уснуть.

Восточная стена его комнаты под ранними лучами солнца стала ярко-изумрудной, когда за ним пришли двое людей-орудий и повели его вниз через дымчатый коридор и нижние этажи здания, усадили в слайдер и повезли по тенистым улицам. Миновав глубокую расщелину, они попали в другую башню.